въ присядку; ну и хмѣльнаго-то тутъ не занимать стать… Гуляютъ-себѣ да и только. Эвтакая, знать, нація.
«Цыгане, Цыгане!» воскликнулъ съ радостью Иванъ Васильевичъ, вскочивъ съ своего стула. «Цыгане, Василій Ивановичъ, Цыгане… Первая глава для моихъ впечатлѣній. Цыгане — народъ дикій, необузданный, кочующій, которому душно въ городѣ, который въ лѣсъ хочетъ, въ таборъ свой, въ поле, въ степь, на просторъ. Ему свобода первое благо, первая потребность. Свобода вся жизнь его. Какъ. они сюда попали?…»
— Задержаны, батюшка, по приказанію начальства. Баютъ, будто секретарь просилъ съ нихъ по золотому съ кибитки для пропуска. Видно, шататься не велѣно. Они, съ дури что ли, или точно денегъ у нихъ не было, не дали; — ну и сидятъ теперь, голубчики, не прогнѣвайся, шестой мѣсяцъ никакъ, подъ карауломъ.
Восторгъ Ивана Васильевича немножко утихъ. Однако, онъ приготовилъ свою книгу и началъ чинить карандашъ.
Въ сосѣдней комнать послышался тяжелый шорохъ и улыбающійся ликъ Василія Ивановича показался въ дверяхъ.
— Цыгане, сказахъ онъ: — га, га, Цыганочки. Вишь какіе проказники. Точно на ярмаркѣ или въ Москвѣ… Цыганъ себѣ, изволите видьть, завели… Вотъ что?… А есть ли хорошенькія? прибавилъ онъ, прищуривая лѣвый глазъ и улыбаясь значительно.
