Иванъ Васильевичъ грустно занялся разсматриваньемъ жилья станціоннаго смотрителя.
На стѣнахъ комнаты, въ особенности на печкѣ, замѣтны еще кое-гдѣ сомнительные слѣды бѣлой краски, стыдливо скрывающейся подъ тройнымъ слоемъ копоти и грязи. У дверей привѣшена бѣлая росписная кукушка съ гирями и ходячимъ маятникомъ. Въ лѣвомъ углу кіотъ съ образами, а подъ нимъ длинная лавка около продолговатаго стола. На стѣнѣ росписаніе почтоваго начальства и нѣсколько лубочныхъ картинъ, изображающихъ нравственно-аллегорическіе предметы. Между оконъ красуются изображенія Малекъ- Аделя на разъяренномъ конѣ, возвращеніе блуднаго сына, портретъ графа Платова и жалостный ликъ Женевьевы-Брабантской, немного загаженный мухами. Собственное отдѣленіе смотрителя находится на правой сторонѣ. Тутъ сосредоточиватотся всѣ его наклонности и привычки. Подлѣ кровати, покрытой заслуженой байкой, горделиво возвышается на трехъ ножкахъ, безъ замко̀въ и ручекъ, лучшее украшеніе комнаты, коммодъ настоящаго краснаго дерева, покрытый пылью и разными бездѣлками, — но что̀ за бездѣлки? Тутъ и половина очковъ, и щипцы, и сальные огарки, и баночки безъ помады, и гребеночка, и стеклянный лебедь съ духами и странной пробкой, и модныя испачканныя картинки, и бутылка съ дрей-мадерой, и сигарочный ящикъ безъ сигаръ, и гвозди, и тавлинка, и счеты, — и цѣлое собраніе разныхъ головныхъ уборовъ. Во-первыхъ, зеленая фуражка, присвоенная казенному значенію смотрителя; по-
