силію Ивановичу, если онъ живъ... А теперь прощайте... Я заговорился съ вами... Прощайте.»
Князь пожалъ у Ивана Васильевича руку и быстро скрылся, оставивъ своего собесѣдника въ сильномъ раздумьѣ.
— Ужь не это ли наша гражданственность? — подумалъ онъ.
«Ваня, Ваня!...» закричалъ вдругъ кто-то за нимъ.
Иванъ Васильевичъ обернулся и очутился въ объятіяхъ своего пансіоннаго товарища, того самаго, который встрѣтился ему на владимірскомъ бульварѣ...
«Ваня, какъ это ты здѣсь?» спрашивалъ онъ съ дружескимъ удивленіемъ.
— Самъ не знаю, отвѣчалъ Иванъ Васильевичъ.
«Пойдемъ ко мнѣ. Жена будетъ такъ рада съ тобой познакомиться. Я такъ часто ей говорилъ о томъ счастливомъ времени, когда мы сидѣли съ тобой въ пансіонѣ на одной лавкѣ и такъ ревностно занимались, такъ жадно вслушивались въ ученыя лекціи нашихъ профессоровъ.»
— Шутишь ли? сказалъ Иванъ Васильевичъ.
«Ахъ, братецъ, какъ не быть признательнымъ къ этимъ людямъ. Имъ я обязанъ и душевнымъ спокойствіемъ, и вещественнымъ благосостояніемъ. Я богатъ потому, что умѣренъ въ своихъ желаніяхъ. Я не прихотливъ потому, что вѣчно занятъ. Я не взволнованъ желаніемь искать разсѣянья, потому-что нахожу счастіе въ семейной жизни. Въ этомъ счастіи заключается вся моя роскошь и, благодаря строгому поряд-
