— Съ праздникомъ, батюшка, — продолжалъ Василій Ивановичъ.
«Покорнѣйше благодаримъ.»
— А что̀ бы, мой отецъ, нельзя ли самоварчикъ поставить?
«Самоваръ готовъ-съ, сударь. Насъ удостоили гости по сосѣдству посѣщеніемъ. Кума даже изъ города съ зятемъ пріѣхала… Къ празднику, изволите видѣть, пожаловали. Ну, извѣстное дѣло — ка̀къ не угостить дорогихъ гостей? никакъ пятый самоваръ ставимъ.»
— Доброе дѣло, доброе дѣло! — замѣтилъ Василій Ивановичъ; послѣ чего выпилъ съ чувствомъ три стакана чая, ощутилъ пріятную теплоту, и не съ малымъ трудомъ вскарабкался на лежанку, по которой Сенька заблаговременно раскинулъ нѣсколько подушекъ. Черезъ нѣсколько минутъ, Василій Ивановичъ объявилъ присутствующимъ, что уже изволитъ почивать, а Иванъ Васильевичъ отправился на село немного пошататься, — да кстати поискать и народности.
Все населеніе было на ногахъ, толпясь живописными кучками около строеній. У кабака двѣ православныя бородки цаловались съ сердечными изліяніями и съ такими неистовыми клятвами во взаимной дружбѣ, что страшно было слушать. Рыжій мужичекъ съ штофомъ въ одной рукѣ и съ свѣтлозеленымъ стаканчикомъ въ другой, угошалъ, шатаясь, товарищей, неотвязчиво преслѣдуя ихъ своими предложеніями, оскорбляясь отказами, кланяясь въ поясъ и не
