того усталъ, лежа въ тарантасѣ, что имѣетъ намѣреніе отдохнуть у смотрителя и полежать маленько на лежанкѣ.
Длинное, безконечное селеніе красовалось въ самомъ торжественномъ для него видѣ. Передъ высокими, украшенными рѣзьбой избами сидѣли на лавкахъ мужики и бабы, щелкая oрѣхи. Праздничные наряды пестрѣли издали яркими цвѣтами. У моста, пересѣкающаго главный порядокъ на двое, небольшой домикъ гражданской архитектуры означалъ, торчащею надъ дверью ёлкой, многимъ милый кабачекъ. Вправо, цѣлая гурьба молодицъ въ красныхъ и синихъ сарафанахъ, съ снѣжно-бѣлыми рукавами смотрѣли, какъ двѣ босыя дѣвчонки скакали на доскѣ. Около нихъ два парня, въ красныхъ рубашкахъ, въ откинутыхъ на распашку армякахъ, казалось, не обращали вниманія на выразительныя насмѣшки стоящихъ недалеко товарищей. Нѣкоторые изъ сихъ послѣднихъ насвистывали сквозь зубы пѣсенку. Другіе, ставъ около колодца въ кружокъ, усердно побрякивали тяжелой свайкой въ желѣзное кольцо. Посреди улицы, толпа ребятишекъ окружала небольшую запряженную клячею телегу, у которой веселый разнощикъ предлагалъ, съ примѣсью поговорокъ и прибаутокъ, пряники, стручки, крендели и всякій товаръ. За мостомъ серебряный шпицъ и зеленый куполъ церкви высоко возвышались надъ избами, рѣзко отдѣляясь на сѣромъ грунтѣ пасмурнаго неба.
— Эва! сказалъ Василій Ивановичъ смотрителю: — что̀ это у васъ? храмовой праздникъ?
«Такъ точно», отвѣчалъ смотритель.
