влекалось. Надо было отъискивать, какъ ключа загадки, тайнаго, иногда высокаго смысла всякаго прозаическаго проявленія, попадавшагося на каждомъ шагу. Но, какъ извѣстно, Иванъ Васильевичъ былъ человѣкъ слабаго свойства. По мѣрѣ того, какъ онъ встрѣчалъ затрудненія, онъ не старался ихъ одолѣвать, а измѣнялъ свои предпріятія. Такимъ образомъ, мало-по-малу отказывался онъ, какъ мы видѣли, отъ прекрасныхъ изученій, отъ важныхъ открытій, къ которымъ для блага человѣчества готовился съ такимъ жаромъ. Однако, хотя онъ и потерялъ во многомъ надежду, но все еще надѣялся вникнуть въ душу русскаго человѣка. Въ-самомъ-дѣлѣ, думалъ онъ, мы суетимся и хлопочемъ о Россіи, а именно того-то мы и не знаемъ, что̀ такое русскій человѣкъ, настоящій русскій человѣкъ, безъ примѣси иноплеменнаго вліянія? Какою живетъ онъ духовной жизнью? Чего ждетъ онъ? Чего желаетъ? Къ чему стремится? Чистое природное начало до того заглушено въ насъ настоящимъ нашимъ бытомъ, что мы не можемъ отдѣлить основныхъ понятій отъ накопившихся. Опредѣлить это начало, отъискать эти родныя понятія — вотъ будетъ славное дѣло. Мы много говоримъ о народности; но что такое народность? Въ чемъ заключается она; гдѣ составныя ея части? Вотъ тебѣ, Иванъ Васильевичъ, работа. Отъищи, опредѣли, наставь. Россія скажетъ тебь спасибо…
И, какъ бы нарочно, тарантасъ въѣхалъ въ большое прекрасное селеніе, а Василій Ивановичъ объявилъ, что онъ до
