«Ну, а что же вы дѣлаете въ голодные годы?» спросилъ Иванъ Васильевичъ.
— Да Богъ милуетъ. Давно не было бѣды, да и запасы у меня въ порядкѣ. Ссуды ни у кого, слава Богу, родясь не просилъ. Пятьнадцать лѣтъ никакъ тому назадъ, хозяйство-то еще, знаешь, было слабенькое, ужь точно была невзгода. Озимь еще съ осени червь поѣлъ. Весной Богъ не далъ дождя. Словомъ, ни колоса, ни зерна, ровно ничего. Запасовъ не было. Что станешь тутъ дѣлать? Пришли ко мнѣ мужики и плачутся. «Бѣда, батюшка, Василій Ивановичъ! ни себя, ни дѣтей кормить нечьмъ. Знать послѣдній часъ пришелъ.» — Ну, говорю я, ребятушки, что̀ жь тутъ дѣлать? У меня, слава Богу, есть зерно въ амбарѣ. Могъ бы, правда, по 30 рублей за четверть спустить, да Богъ не пошлетъ благословенія на такое дѣло. Берите, пока хватитъ. Авось и прокормимся какъ-нибудь… Слава Богу, всѣмъ достало.
«Да это прекрасно!» воскликнулъ Иванъ Васильевичъ.
— Что жь тутъ хорошаго? Не умирать же имъ, впрямъ, съ голода. Да этого мало. Кругомъ меня помѣшики все богатые, знатные, знаешь, такіе, живутъ-себь за границей, — гдѣ имъ подумать о мужикѣ. Знаешь ли, до чего доходило? Цѣлое село выйдетъ на большую дорогу обстановить проѣзжаго.
«Какъ, грабятъ?» спросилъ Иванъ Васильевичъ.
— Нѣтъ, братъ, не грабятъ, а станутъ мужики на колѣни: «самъ, батюшка, видишь, не дай умирать, а за душу Бога молить.» И ко мнѣ пришли, и я имъ все отдалъ, что̀
