— Да! одна даровитая, но усталая, которая показывается въ люди рѣдко, смиренно, иногда съ улыбкою на лицѣ, а всего чаще съ тяжкою грустію на сердцѣ. Другая наша литература напротивъ кричитъ на всѣхъ перекресткахъ, чтобъ только ее приняли за настоящую Русскую литературу, и не узнали про настоящую. Эта литература приводитъ мнѣ всегда на память крикливыхъ сидѣльцевъ Апраксина-Двора, которые чуть не хватаютъ прохожихъ за горло, чтобъ сбыть имъ свой гнилой товаръ. Признаюсь, я не видалъ ничего смѣшнѣе, удивительнѣе, уродливѣе и отвратительнѣе этой подложной литературы.
«Отъ-чего это?»
— Отъ-того, что въ-самомъ-дѣлѣ литературы тутъ нѣтъ, а одно только названіе. Отъ-того, что наши даровитье писатели всегда удалялись, и теперь удаляются отъ ея прикосновенія, опасаясь быть замѣшанными въ ея странную дѣятельность; отъ-того, что она, теперь въ особенности, не что иное, какъ жалкій наростъ на народной почвѣ; отъ-того, что у нея нѣтъ ни цѣли, ни смысла. Впрочемъ, если хотите, у насъ есть многое множество такихъ литературъ: нѣсколько петербургскихъ, нѣсколько московскихъ, нѣсколько губернскихъ, и въ каждой литературѣ есть нѣсколько партій, которыя въ муравьиныхъ кучкахъ двигаются и хлопочутъ и суетятся какъ Лиллипуты Гулливера. Ревностные члены разрозненнаго тѣла, они угощаютъ святую Русь стишками на манеръ Ламартина, драмами на фасонъ Шиллера, повѣстями — жалкими пародіями заграничныхъ и безъ того каррикатурныхъ
