ленько. — Гмъ, дѣло извѣстное. Ничего-съ. Ужотка зайду. Доложите, что Иванъ Петровъ Ѳадѣевъ приходилъ по своему дѣлу.
«Вотъ-съ, недолго спустя, Марья Петровна начала уже прогуливаться мимо моей лавки и заговаривать. — Что это, Иванъ Петровъ, какъ холодно ныньче. — „Видно, сударыня, морозило ночью.“ Или: „Каково торгуется, Иванъ Петровъ?“ — Ничего-съ, изрядно, не можемъ жаловаться.
«Наконецъ, и самый частный началъ ко мнѣ похаживать въ лавку. Прійдетъ, бывало, и отдувается: Что это, братецъ, я озябъ что-то. Нѣтъ ли водки, хоты бы согрѣться немного. — „Какъ не быть, ваше благородіe, извольте кушать на здоровье. А водка точно знатная… Я ему рюмочку, другую, третью. Частный мой такъ нагрѣется, что еле до дома дойдетъ. Такъ по этакой-то-съ акказіи, я и сталъ ему задушевнымъ пріятелемъ. Только и слышу, бывало: Иванъ Петровъ, зайди закусить. Иванъ Петровъ, вечеркомъ ко мнѣ милости просимъ; пройдемся по пуншту. — Съ утра до вечера все, бывало, зоветъ къ себѣ. А мнѣ то-то и надо. Частный за ворота… а я въ дверь… словомъ..“ Тутъ разскащикъ улыбнулся и остановился опять.
«Словомъ.. Ну, да что̀ тутъ много толковать! Прошелъ мѣсяцъ, другой. Сижу я въ своей лавкѣ и торгую по обычаю. Вижу я, идетъ частный и отдувается. Я вскричалъ Сенькѣ: „подай анисовой, частный идетъ.“ Вошелъ частный.
— Здравствуй, Иванъ Петровъ.
«Здравія желаю, ваше благородіе.»
