избѣжалъ жажды безсмертія „ну, хоть маленькаго, малюсенькаго“ (Достоевскій). Въ этомъ смыслѣ, какъ ни грубъ и ни пестръ по своему составу, даосизмъ, онъ — всетаки дѣтище того единственнаго изъ китайцевъ, которому тяжело стало остаться китайцемъ до конца и который бѣжалъ изъ Китая на запретный западъ къ какой-то новой религіозной дѣйствительности.
Дракономъ взлетающимъ, а не покоящимся на божественной серединѣ, назвалъ Конфуцій—Китай сѣдого младенца Лао-Си, — и этотъ драконъ есть единственный за тысячелѣтнюю исторію Китая, который хотѣлъ возлетѣть къ небу. Существуютъ самыя противорѣчивыя толкованія ученія Лао-Си. Вл. С. Соловьевъ признавалъ Лао-Си „величайшимъ и, можетъ быть, единственнымъ умозрительнымъ философомъ желтой расы“ (Соч., VI, 118), утверждая, что, по Лао-Си, „истинное начало всего есть абсолютное безразличіе“, что „абсолютная пустота или безразличіе, какъ умозрительный принципъ, и отрицаніе жизни, знанія и прогресса, какъ необходимый практическій выводъ“ составляютъ самое существо ученія Лао-Си. Въ противоположность Вл. Соловьеву, арх. Хрисанѳъ утверждалъ, что „божество Лао-цзы есть міровая субстанція въ пантеистическомъ смыслѣ,“ что Лао-Си призываетъ къ безсмертію, пріобрѣтаемому мудростью чрезъ усвоеніе божественнаго элемента въ природѣ (I, 161). Авторъ статьи о Лао-Си въ русскомъ философскомъ журналѣ, Д. П. Конисси утверждаетъ, что „признавая Тао безконечнымъ и чистѣйшимъ духомъ, Лаоси приходитъ къ логически необходимому выводу, что оно существо высочайшее и абсолютное“, что „метафизическая система Лао-Си представляетъ собою послѣдовательное и цѣльное ученіе о единомъ Верховномъ Существѣ, подобное тому, до кото-
избежал жажды бессмертия „ну, хоть маленького, малюсенького“ (Достоевский). В этом смысле, как ни груб и ни пестр по своему составу, даосизм, он — всё-таки детище того единственного из китайцев, которому тяжело стало остаться китайцем до конца и который бежал из Китая на запретный запад к какой-то новой религиозной действительности.
Драконом взлетающим, а не покоящимся на божественной середине, назвал Конфуций—Китай седого младенца Лао-Си, — и этот дракон есть единственный за тысячелетнюю историю Китая, который хотел возлететь к небу. Существуют самые противоречивые толкования учения Лао-Си. Вл. С. Соловьев признавал Лао-Си „величайшим и, может быть, единственным умозрительным философом желтой расы“ (Соч., VI, 118), утверждая, что, по Лао-Си, „истинное начало всего есть абсолютное безразличие“, что „абсолютная пустота или безразличие, как умозрительный принцип, и отрицание жизни, знания и прогресса, как необходимый практический вывод“ составляют самое существо учения Лао-Си. В противоположность Вл. Соловьеву, арх. Хрисанф утверждал, что „божество Лао-цзы есть мировая субстанция в пантеистическом смысле,“ что Лао-Си призывает к бессмертию, приобретаемому мудростью чрез усвоение божественного элемента в природе (I, 161). Автор статьи о Лао-Си в русском философском журнале, Д. П. Конисси утверждает, что „признавая Тао бесконечным и чистейшим духом, Лаоси приходит к логически необходимому выводу, что оно существо высочайшее и абсолютное“, что „метафизическая система Лао-Си представляет собою последовательное и цельное учение о едином Верховном Существе, подобное тому, до кото-
