ритъ онъ въ XX гл., — но я не имѣю ничего, какъ будто все потерялъ. „Я раздаю милостыню въ великомъ страхѣ“ (гл. LIII). Занимая оффиціальное место, Лао-Си, очевидно, былъ вполнѣ обезпеченъ; лишь послѣднее признаніе о милостынѣ объясняетъ намъ другое признаніе: „я не имѣю ничего“.
Лао-Си былъ женатъ: Сымацянь сообщаетъ о сынѣ философа, Со, служившемъ въ военной службѣ, столь отрицаемой Лао-Си.
Лао-Си былъ начальникомъ императорскаго книгохранилища (или государственнаго архива).
Неизвѣстно ничего болѣе о служебной дѣятельности философа. Несомнѣнно лишь то, что этотъ постоянно-свободный доступъ въ величайшее книгохранилище въ Китаѣ далъ Лао-Си возможность въ совершенствѣ узнать всю письменность Китая. Можно думать, что самое недовольство философа практической мудростью своего народа было порождено именно совершеннымъ знаніемъ этой мудрости. Съ другой стороны, пребываніе въ самомъ центрѣ политической жизни страны внушило Лао-Си критическое отношеніе къ тѣмъ ея формамъ, въ которыя она выливалась въ современномъ ему Китаѣ.
У историка Сымацяня сохранено извѣстіе о свиданіи Лао-Си съ Конфуціемъ. Впервые въ этомъ свиданьи обнаружились двѣ силы китайскаго міросознанія: та, которая сдѣлала Китай Китаемъ, и та, которая дала ему только мудрую книгу, совершенно имъ не понятую: сила срединнаго „Конфуціанства“, и безсиліе Лао-Си, про котораго Вл. С. Соловьевъ сказалъ, что онъ „единственное исключеніе“ изъ „не великаго“ народа, въ которомъ „не было и великихъ людей“.
Свиданіе это имѣетъ долю историческаго вѣроятія (Кон-
рит он в XX гл., — но я не имею ничего, как будто все потерял. „Я раздаю милостыню в великом страхе“ (гл. LIII). Занимая официальное место, Лао-Си, очевидно, был вполне обеспечен; лишь последнее признание о милостыне объясняет нам другое признание: „я не имею ничего“.
Лао-Си был женат: Сымацянь сообщает о сыне философа, Со, служившем в военной службе, столь отрицаемой Лао-Си.
Лао-Си был начальником императорского книгохранилища (или государственного архива).
Неизвестно ничего более о служебной деятельности философа. Несомненно лишь то, что этот постоянно-свободный доступ в величайшее книгохранилище в Китае дал Лао-Си возможность в совершенстве узнать всю письменность Китая. Можно думать, что самое недовольство философа практической мудростью своего народа было порождено именно совершенным знанием этой мудрости. С другой стороны, пребывание в самом центре политической жизни страны внушило Лао-Си критическое отношение к тем её формам, в которые она выливалась в современном ему Китае.
У историка Сымацяня сохранено известие о свидании Лао-Си с Конфуцием. Впервые в этом свидании обнаружились две силы китайского миросознания: та, которая сделала Китай Китаем, и та, которая дала ему только мудрую книгу, совершенно им не понятую: сила срединного „Конфуцианства“, и бессилие Лао-Си, про которого Вл. С. Соловьев сказал, что он „единственное исключение“ из „не великого“ народа, в котором „не было и великих людей“.
Свидание это имеет долю исторического вероятия (Кон-
