— 77 —
какъ особенно низкое, страшное преступленіе. Въ нашъ вѣкъ мы смѣемся надъ всякаго рода гаданіемъ. Однако, почему же столько поколѣній вѣрило въ гаданіе по птицамъ и даже въ овомантію, которая, какъ говоритъ Свида, была преподана Орфеемъ, учившимъ, что при извѣстныхъ условіяхъ можно разглядѣть въ желткѣ и бѣлкѣ яйца то, что рожденная изъ него птица увидѣла бы вокругъ себя въ теченіе своей краткой жизни. Это оккультное искусство, требовавшее 3000 лѣтъ назадъ величайшаго знанія и сложнѣйшихъ математическихъ расчетовъ, пало теперь до полнаго вырожденія; и въ настоящее время лишь старыя кухарки и предсказатели судьбы читаютъ служанкамъ, ищущимъ мужей, будущее по яичному бѣлку въ стаканѣ.
Тѣмъ не менѣе, даже у христіанъ имѣются до сего дня священныя птицы, напр. Голубь, символъ Святого Духа. Также не пренебрегали они и священными животными; и евангельская символика съ ея Быкомъ, Орломъ, Львомъ и Ангеломъ, въ дѣйствительности Херувимомъ или Серафимомъ, огнекрылымъ Змѣемъ — столь же языческая, какъ и египетская или халдейская. Эти животныя суть въ сущности символы четырехъ Элементовъ и четырехъ низшихъ Началъ въ человѣкѣ. Тѣмъ не менѣе, они соотвѣтствуютъ, физически и матеріально, четыремъ созвѣздіямъ, которыя образуютъ такъ сказать свиту или кортежъ Солнечного Бога и которыя во время зимняго солнцестоянія занимаютъ четыре страны свѣта Зодіакальнаго круга. Этихъ четырехъ „животныхъ” можно видѣть во многихъ римско-католическихъ Новыхъ Завѣтахъ, въ которыхъ даны „портреты” Евангелистовъ. Это суть животныя Іезекіилевой Меркабы.
Рагонъ вѣрно замѣтилъ:
Древнее іерофанты настолько умно комбинировали догматы и символы своихъ религіозныхъ философій, что эти символы могутъ быть вполнѣ объяснены только въ томъ случаѣ, если принимаются во вниманіе и извѣстны всѣ, ключи.
Они могутъ быть истолкованы только приблизительно, даже если будутъ открыты три системы изъ числа этихъ семи, т. е., антропологическая, психическая и астрономическая. Два наиболѣе важныхъ. истолкованія, высшее и низшее, духовное и физіологическое, сохранялись въ величайшей тайнѣ до тѣхъ поръ, пока послѣднее не сдѣлалось достояніемъ профановъ. У до-историчсскихъ іерофантовъ то, что теперь сдѣлалось чисто (или нечисто!) фаллическимъ, было наукою, такою же глубокою и таинственной, какъ теперь біологія и физіологія. Это было ихъ исключительное
