своему добру, пока ты его еще имѣешь, такъ какъ и твоей радости скоро придетъ конецъ!» Я передалъ ему разговоръ русскихъ генераловъ съ полковникомъ Уминскимъ и это согнало съ его лица выраженіе радости и довольства и сдѣлало его серьезнымъ. Послѣ моего разсказа о событіяхъ, пережитыхъ мною за послѣдніе дни, онъ сказалъ: «Завтра я тебя представлю графу фонъ-Шелеру, и ты поработаешь у насъ до тѣхъ поръ, пока мы снова не встрѣтимся съ твоими». Я провелъ ночь у него въ саду.
Утромъ, 21-го числа, я нашелъ генералитетъ, пѣхотный корпусъ нашихъ земляковъ, составившихъ нѣсколько баталіоновъ, и съ ними нѣсколькихъ человѣкъ изъ нашего полка. Графъ фонъ-Шелеръ—онъ зналъ меня еще со времени Рейнскихъ походовъ,—увидѣвъ меня, подозвалъ къ себѣ. Онъ заставилъ меня разсказать о нашихъ приключеніяхъ и о сраженіи, интересовался также и предметами моего призванія и выказалъ много состраданія и участія ко мнѣ. Меня и остатки офицеровъ нашего полка онъ прикомандировалъ къ штабу. Какъ только графъ фонъ-Шелеръ отпустилъ меня, мнѣ пришлось взяться за работу. Штабъ-офицеры, фонъ-Мюнхингенъ и фонъ-Фалькенштейнъ—съ ними я былъ также знакомъ еще со временъ Рейнскихъ походовъ, попросили меня осмотрѣть ихъ раны. Одинъ носилъ лѣвую, другой правую руку на перевязи; оба были старые друзья и товарищи по оружію. У меня все
