зазвучала барабанная дробь. Совсѣмъ близко передо мной стояли польскій барабанщикъ и офицеръ. Погоня прекратилась. Помощь пришла во время; кто еще держался въ сѣдлѣ, какъ я, тѣ были спасены. Мы собрались за лѣсомъ и могли успокоиться, узнавъ отъ прибывшихъ позже, что лѣсъ занятъ польской пѣхотой. Мы не нашли ничего, кромѣ дровъ и соломы и, какъ ни нуждались въ пищѣ, пришлось довольствоваться только отдыхомъ. Громко и много ругали въ лагерѣ того человѣка, который повелъ насъ поздно вечеромъ черезъ лѣсъ. Онъ это чувствовалъ или, можетъ быть, слышалъ: онъ ходилъ отъ огня къ огню. Онъ подошелъ также и къ нашему огню. Меня, единственнаго, кто еще въ силахъ былъ приподняться, онъ, казалось, хотѣлъ пронизать своимъ взоромъ и смѣрилъ меня съ головы до ногъ. Такъ какъ я не обладаю искусствомъ притворяться, то онъ навѣрное, по выраженію моего лица, угадалъ мысли лежащихъ вокругъ огня.
Наши потери въ этой схваткѣ были велики; полкъ потерялъ приблизительно 5 офицеровъ и 25 егерей; три союзныхъ полка вмѣстѣ потеряли 14 офицеровъ и 120 солдатъ. Я не знаю, сколько потеряли четыре французскихъ полка. Русскіе, мнѣ кажется, имѣли незначительныя потери, потому что они были нападавшіе, и оказанное нами сопротивленіе имѣло малое значеніе. Когда разсвѣло, нужно было поискать съѣстного, но не нашлось ничего, кромѣ пустыхъ внутренностей убитаго ранѣе рогатаго скота, оставленнаго русскими. Но пришлось довольствоваться и этимъ. Въ полдень мы выступили, чтобъ снова пройти черезъ этотъ лѣсъ. Двигались медленно и осторожно и только къ вечеру выѣхали на поляну. Вмѣстѣ съ корпусомъ Понятовскаго и кирасирами мы стали лагеремъ у рѣчки
