средній бастіонъ русскаго лагеря, непріятельскія пули дали больше перелетовъ, чѣмъ попаденій.
Я, между тѣмъ, нашелъ недалеко отъ нашего фронта такое удобное мѣсто, какое только могутъ пожелать себѣ врачи во время сраженія. Ровъ, по которому протекалъ маленькій ручей, обросшій здѣсь и тамъ кустами, сдѣлался мѣстопребываніемъ для меня, для моихъ помощниковъ и нашихъ лошадей. Я имѣлъ вначалѣ время поближе разсмотрѣть ужасную забаву; однако просвистѣвшія вблизи меня пули, охладили мое любопытство. Приводили и приносили офицеровъ, простыхъ солдатъ, саксонцевъ, вестфальцевъ, французовъ, вюртемберцевъ, иногда и русскихъ. Это были, большею частью, кавалеристы съ тяжелыми рваными ранами и раздробленными костями. Многое можно было бы сказать объ особенностяхъ пораненій и контузій, которыя я наблюдалъ у раненыхъ въ этомъ сраженіи и о поведеніи ихъ во время перевязки, но это завело бы разсказъ слишкомъ далеко. Я упомяну только о нѣкоторыхъ. Одному кирасиру гвардейскаго корпуса, человѣку гигантскаго роста, осколокъ гранаты разорвалъ совершенно, до самой кости, мышцы лѣвой ляшки. Висящіе раздѣльно мышцы и лоскутья кожи дѣлали рану прямо страшной, несмотря на почти полное отсутствіе крови. Вообще рваныя раны, благодаря параличу сосудовъ, не сопровождаются сильнымъ кровотеченіемъ; даже поврежденіе артеріи часто не вызываетъ крови. Напротивъ, при ранахъ, нанесенныхъ острымъ орудіемъ, всегда много крови. Этотъ длинный саксонецъ былъ также мужествененъ, какъ и великъ ростомъ. «Моя рана,—сказалъ онъ,—хотя и большая, но скоро заживетъ, потому что я здоровъ и имѣю чистую кровь». Менѣе бодръ и увѣренъ въ себѣ былъ молоденькій офицеръ этого
