Рекогносцировка, о которой я говорю, была направлена въ сторону Могилева. Какъ единичная личность въ арміи никогда, или рѣдко, знаетъ почему или для чего предпринимается то или иное дѣйствіе, такъ и командиры часто не знаютъ этого. Походъ нашей дивизіи въ сторону отъ арміи, казалось намъ, имѣлъ цѣлью охрану тыла или соединеніе съ другими корпусами арміи. Мы не участвовали во всемъ томъ, что происходило кругомъ и внутри Смоленска, но мы были, такъ недалеко отъ города, что ночью видѣли зарево отъ пожара, а днемъ столбы дыма. Въ то время, какъ многіе истекали кровью и терпѣли нужду и голодъ, мы почти не испытывали ни въ чемъ недостатка, потому что мы находились въ мѣстности, совершенно внѣ театра войны. Исключеніе, однако, составляли Могилевъ и за нимъ мѣста нашихъ прежнихъ стоянокъ: Инково, Кудня, Лесна, мимо которыхъ мы снова проходили. Въ первомъ городѣ солдаты, посланные искать провіантъ, принесли табакъ и другіе не съѣдобныя вещи. Мнѣ эскадронный кузнецъ принесъ медицинскія книги и гинекологическіе инструменты, которые я сохранялъ до сраженія при Бородинѣ, гдѣ наши повозки были отобраны для раненыхъ, а содержимое было просто выброшено. У Инкова мы нашли нашихъ убитыхъ еще не похороненными: тутъ же валялись каски и другой головной уборъ солдатъ, части обмундировки, конская сбруя. Въ Леснѣ мы встрѣтили вюртембергскій лазаретъ, съ главнымъ врачемъ котораго Шлайеромъ, я познакомился во время рейнскихъ кампаній. Этого обыкновенно жизнерадостнаго человѣка я нашелъ теперь въ очень меланхолическомъ настроеніи. Изъ его разсказовъ мнѣ тотчасъ стала ясна и причина его меланхоліи. Онъ былъ одинъ изъ многихъ, не
