ныхъ и убитыхъ, военная жизнь еще нравилась, но съ того времени, какъ мы прошли Вильну, онъ лишился бодрости и энергіи. Въ началѣ только что описанной схватки два пушечныхъ ядра просвистѣли надъ нами, и, когда одно изъ нихъ упало совсѣмъ близко отъ его лошади, онъ упалъ съ лошади, и я думалъ, что онъ убитъ. Однако, вскорѣ его вопль: «Іисусъ Марія!» убѣдилъ меня въ противномъ. Не мало труда пришлось затратить, чтобъ заставить его снова сѣсть на лошадь. У него появились признаки нервнаго разстройства, болѣзнь эта вполнѣ развилась. Но когда я ему однажды заявилъ, что пошлю его съ двумя лошадьми въ депо въ Лепель, у него сразу обнаружились ясные симптомы выздоровленія. Одну изъ лошадей, захваченныхъ полкомъ въ этой стычкѣ, я взялъ себѣ; ниже я разскажу подробнѣе объ этомъ хорошемъ животномъ. 6-го іюля мы простояли на томъ же мѣстѣ, гдѣ произошло сраженіе. Мы получили извѣстіе изъ непріятельскаго лагеря, что принцъ Гогенлоэ взятъ въ плѣнъ и раненъ. Онъ самъ написалъ нѣсколько строкъ и просилъ прислать ему бѣлье и деньги. Вещи и деньги были отосланы ему съ его вѣстовымъ, который передалъ ихъ на русскіе передовые посты. Спустя 11 лѣтъ я встрѣтился съ княземъ въ Петербургѣ.
7-го іюля мы перешли наведенный на скорую руку мостъ черезъ рѣку Дисну. Вскорѣ встрѣтили русскую кавалерію; она отступала въ такомъ большомъ порядкѣ, что казалось сейчасъ перейдетъ въ наступленіе; однако, этого не произошло. Мы слѣдовали за ней на довольно близкомъ разстояніи. Вечеромъ мы повернули влѣво и двигались по лѣвому берегу Двины. 14-го іюля мы расположились лагеремъ въ маленькой деревушкѣ за лѣсомъ, польскіе гусары стояли впереди насъ, а прусскіе уланы и
