ницію, и всѣ разбрелись, продолжая путь съ ранцемъ на спинѣ и съ шомполомъ вмѣсто посоха въ рукѣ, и никто не могъ этому помѣшать. Другіе, прибывшіе изъ Москвы, были частью выздоравливающіе, частью страдающіе еще отъ ранъ офицеры и солдаты. Господинъ фонъ-Нагель, адъютантъ генерала фонъ-Бреднинга, обоихъ я зналъ съ 1805 года, были также въ этомъ походѣ. Здѣсь я встрѣтилъ перваго, который повелъ меня къ лежащему въ оврагѣ у большой дороги генералу, только что умершему отъ чумы. Тутъ у дороги лежали земные останки человѣка, бывшаго моего друга, имѣвшаго обыкновеніе серьезно и въ шутку говорить товарищамъ и подчиненнымъ: «Я увижу тебя, лежащимъ въ шоссейномъ оврагѣ!» или: «Ты умрешь и окрасишь своей кровью землю!» Ему выпало на долю умереть отъ часто быстро умерщвляющей болѣзни, названной нами уже тогда военной чумой; онъ заболѣлъ въ Москвѣ и умеръ около Можайска. Его адъютантъ разсказалъ мнѣ о своихъ приключеніяхъ въ Москвѣ и разспрашивалъ съ большими подробностями о моихъ.
Дорога вела насъ черезъ лѣсъ, лежащій между Можайскомъ и Бородинскимъ полемъ сраженія. Онъ, со времени битвы, много пострадалъ. Мы двинулись черезъ него густыми, безпорядочными кучами; артиллерія и армейскія фуры по срединѣ, кавалеристы и пѣхотинцы подлѣ. Подъ нашими ногами
