Съ весны — до осени глухой
Синица въ рощѣ пѣла.
Очаровала птицъ собой,
Но тщетно бѣдная хотѣла
Своимъ прелестнымъ голоскомъ
Найти пріютъ, и ободренье,
Кому иному въ прокъ, — а ей не въ пользу пѣнье!
И кончилось на томъ,
Что дарованьемъ быть полезною желая,
Сама отъ голоду и стужи умерла.
Цѣнители ума! къ вамъ басенька была.
За чѣмъ вы, — иногда — таланты ободряя,
Невникните въ судьбу нещастливыхъ людей?
И тѣхъ, пособіе комубъ всего нужнѣй,
Не удостоите улыбкою своей? —
С весны — до осени глухой
Синица в роще пела.
Очаровала птиц собой,
Но тщетно бедная хотела
Своим прелестным голоском
Найти приют и ободренье,
Кому иному в прок, — а ей не в пользу пенье!
И кончилось на том,
Что дарованьем быть полезною желая,
Сама от голоду и стужи умерла.
Ценители ума! К вам басенька была.
Зачем вы, — иногда — таланты ободряя,
Не вникните в судьбу несчастливых людей?
И тех, пособие кому б всего нужней,
Не удостоите улыбкою своей? —
Ворона съ Курицей когда то въ рѣчь вошла:
„Ты всѣмъ бы хороша подруженька была,
Ворона говорила, —
Да то лишь худо за тобой,
Что ты съ утра до полночи глухой,
Лишь съ жердочки вскочила,
Давай кудахтать и кричать:
Тебѣ бы надобно немного помолчать.
Ворона с Курицей когда-то в речь вошла:
„Ты всем бы хороша, подруженька, была,
Ворона говорила, —
Да то лишь худо за тобой,
Что ты с утра до полночи глухой,
Лишь с жёрдочки вскочила,
Давай кудахтать и кричать:
Тебе бы надобно немного помолчать.
