На лирѣ золотой своей;
Какъ стадо лебедей,
Бѣгутъ по мнѣ суда..... лишь эхо оглашаетъ
Окрестныя мѣста отъ пѣсенъ ихъ пловцовъ.“
— „А я, — ручей ей отвѣчаетъ —
Доволенъ похвалой невинныхъ пастуховъ.
Мнѣ буря не страшна, луга не надоѣли,
И сладкой голосокъ пастушеской свирѣли
Пріятнѣй шума мнѣ: волнуетъ вѣтръ тебя!
Твое волненье
Не наслажденье,
Я счастливъ — тишину любя.
На лире золотой своей;
Как стадо лебедей,
Бегут по мне суда..... лишь эхо оглашает
Окрестные места от песен их пловцов.“
— „А я, — ручей ей отвечает —
Доволен похвалой невинных пастухов.
Мне буря не страшна, луга не надоели,
И сладкой голосок пастушеской свирели
Приятней шума мне: волнует ветр тебя!
Твоё волненье
Не наслажденье,
Я счастлив — тишину любя.
Рыбакъ науда рыбъ, расклалъ на бережокъ
Трескучій огонекъ.
Вблизи Огня, Берестинка лежала;
Едва лишь въ свѣтъ она вступала,
Увидя тутъ ее — Огонь сказалъ:
„Ахъ! молодешенька ты въ шумный свѣтъ вступаешь,
Еще не знаешь,
Какъ нынѣ онъ коваренъ сталъ.
Но… если бъ ты рѣшилась —
Себя подъ власть мою отдать,
Я сталъ бы какъ сестру родную защищать.“
Какъ сильнаго защиты не принять?
Береста согласилась. —
Рыбак науда рыб, расклал на бережок
Трескучий огонёк.
Вблизи Огня Берестинка лежала;
Едва лишь в свет она вступала,
Увидя тут её — Огонь сказал:
„Ах! Молодёшенька ты в шумный свет вступаешь,
Ещё не знаешь,
Как ныне он коварен стал.
Но… если б ты решилась —
Себя под власть мою отдать,
Я стал бы как сестру родную защищать.“
Как сильного защиты не принять?
Береста согласилась. —
