„Меня же не страшись; невинныхъ обижать —
„Не только самъ себѣ, другимъ не позволяю.“
— Постой! я сбѣгаю, спрошу объ этомъ мать;
А я еще незнаю
О Волчьей добротѣ: — Ягненокъ отвѣчалъ —
И побѣжал. —
Увидѣлъ Волкъ, что болѣ
Напрасно будетъ онъ Ягненка ожидать,
Пустился въ поле.
О дѣти! ничего не надо начинать —
Вамъ, — не спрося отца и мать.
Меня же не страшись; невинных обижать —
Не только сам себе, другим не позволяю.“
— Постой! я сбегаю, спрошу об этом мать;
А я ещё не знаю
О Волчьей доброте: — Ягнёнок отвечал —
И побежал. —
Увидел Волк, что боле
Напрасно будет он Ягнёнка ожидать,
Пустился в поле.
О, дети! Ничего не надо начинать —
Вам, — не спрося отца и мать.
Въ долинѣ ручеекъ бѣжалъ,
Цвѣты струями орошалъ;
Межь тѣмъ отважно ниспадала
Съ горы широкая рѣка,
Шумя еще издалека, —
И по долинѣ протекала.
Рѣка увидѣла сосѣда своего:
„Ахъ! какъ ты малъ!“ — ему сказала,
„Течешь ты какъ и мы, но тока твоего
Почти никто и не примѣтитъ;
Ты кроешся въ кустахъ всегда;
А я — весной воспряну изъ подъ льда,
Пѣвецъ меня привѣтитъ
В долине ручеёк бежал,
Цветы струями орошал;
Меж тем отважно ниспадала
С горы широкая река,
Шумя ещё издалека, —
И по долине протекала.
Река увидела соседа своего:
„Ах, как ты мал!“ — ему сказала,
„Течёшь ты как и мы, но тока твоего
Почти никто и не приметит;
Ты кроешся в кустах всегда;
А я — весной воспряну из под льда,
Певец меня приветит
