КОРШУН В ПАВЛИНЬИХ ПЕРЬЯХ
Когда-то убрался в павлиньи коршун перья,
И признан ото всех без лицемерья,
Что он павлин:
Крестьянин стал великий господин 5 И озирается гораздо строго:
Как будто важности в мозгу его премного. Павлин мой чванится и думает павлин,
Что едакой великой господин,
На свете он один:
ІО И туловище все, все гордостью жеребо,
Не только хвост его, и смотрит только в небо В чести мужик гордится завсегда:
И ежели его с боярами сверстают;
Так он без гордости не взглянет никогда;
15 С чинами дурости душ подлых возрастают. . Рассмотрен, наконец, богатый господни: Ощипан он, и стал ни коршун ни павлин.
■ Кто коршун, я лишен такой большой догадки* Павлиньи перья—взятки. 264 t
ОБЕЗЬЯНА-СТИХОТВОРЕЦ Пришла Кастальских вод напиться обезьяна, Которые она Кастильскими звала,
И мыслила, сих вод напившися до пьяна,
Что, вместо Греции, в Ишпании была,
И стала петь Гомеру подражая, Величество своей души изображая;
Но как ей петь!
Высоки мысли ей удобно ли иметь?
К делам, которые она тогда гласила,
Мала сей твари сила:
Нет мыслей; за слова приняться надлежит: Вселенная дрожит,
Во громы громы бьют, стремятся тучи в тучи, Гиганты холмиков на небо мечут кучи,
Горам дает она толчки.
Зевес надел очки,
И ноздри раздувает,
Зря пухлого певца,
И хочет истребить нещадно до конца,
Пустых речей творца,
Который дерзостно Героев воспевает;
Однако, рассмотрев, что то не человек,
Но обезьяна горделива,
Смеяся говорил: «Не мнил во весь я век:
Сему подобного сыскать на свете дива».
