Потомъ она меня сама поцаловала,
И вѣчной вѣрностью своею увѣряла.
Въ дубровѣ сей
30 Я множество имѣлъ приятныхъ съ нею дней.
У сей высокой тамъ березы,
Изъ устъ дражайшихъ я услышалъ скорбный гласъ,
Что приближается разлуки нашей часъ,
И тамо проливалъ горчайшія съ ней слезы:
35 Шалашъ мой мукъ моихъ въ ночи свидѣтель былъ.
На сей горѣ я съ нею разставался,
И всѣхъ своихъ забавъ и радостей лишался:
На ней изъ глазъ моихъ драгую упустилъ.
Вся здѣшняя страна наполнилася ею,
40 И отъ того полна вся горестью моею.
Потом она меня сама поцаловала,
И вечной верностью своею уверяла.
В дуброве сей
30 Я множество имел приятных с нею дней.
У сей высокой там березы,
Из уст дражайших я услышал скорбный глас,
Что приближается разлуки нашей час,
И тамо проливал горчайшие с ней слезы:
35 Шалаш мой мук моих в ночи свидетель был.
На сей горе я с нею расставался,
И всех своих забав и радостей лишался:
На ней из глаз моих драгую упустил.
Вся здешняя страна наполнилася ею,
40 И от того полна вся горестью моею.
Свидѣтели тоски и стона моево,
О рощи темныя, ужъ горькихъ словъ не ждите,
И радостную рѣчь изъ устъ моихъ внемлите!
Не знаю ни чево,
5 Чево бъ желати мнѣ осталось.
Чемъ прежде серце возмущалось,
И утѣснялся плѣнный умъ,
То нынѣ обратилось въ щастье,
И больше нѣтъ уже печальныхъ думъ.
10 Когда пройдетъ ненастье,
Освобождается небесный сводъ отъ тучъ,
И солнце подаетъ свой видѣть красный лучъ!
Тогда природа ободрится.
Такъ серце послѣ дней, въ которыя крушится,
15 Ликуетъ горести забывъ.
Филиса гордой быть престала,
Свидетели тоски и стона моево,
О рощи темные, уж горьких слов не ждите,
И радостную речь из уст моих внемлите!
Не знаю ничево,
5 Чево б желати мне осталось.
Чем прежде серце возмущалось,
И утеснялся пленный ум,
То ныне обратилось в щастье,
И больше нет уже печальных дум.
10 Когда пройдет ненастье,
Освобождается небесный свод от туч,
И солнце подает свой видеть красный луч!
Тогда природа ободрится.
Так серце после дней, в которые крушится,
15 Ликует горести забыв.
Филиса гордой быть престала,
