Зачѣмъ она, достойная привѣта
Пѣвцовъ всѣхъ странъ отъ древности сѣдой
За то, что не уступитъ ни одной
Изъ тѣхъ, кому звучала пѣснь поэта, —
Она, кѣмъ такъ душа моя согрѣта,
Что невозможенъ пламень ей иной,
Въ моихъ стихахъ лишь рѣчью мнѣ родной,
А не нѣмецкой наравнѣ воспѣта?
Языкъ нѣмецкій здѣсь, какъ рѣчь владыкъ,
Въ числѣ господскихъ значится отличій,
Словѣнскій — то прислуги есть языкъ.
Слѣпой любви безправной ставъ добычей,
Нести я службу тяжкую привыкъ
И не посмѣлъ нарушить тотъ обычай.
Зачем она, достойная привета
Певцов всех стран от древности седой
За то, что не уступит ни одной
Из тех, кому звучала песнь поэта, —
Она, кем так душа моя согрета,
Что невозможен пламень ей иной,
В моих стихах лишь речью мне родной,
А не немецкой наравне воспета?
Язык немецкий здесь, как речь владык,
В числе господских значится отличий,
Словенский — то прислуги есть язык.
Слепой любви бесправной став добычей,
Нести я службу тяжкую привык
И не посмел нарушить тот обычай.
