„Тѣ да развѣ лишь калѣка
Не хотятъ потѣть въ аду,
А почище человѣка
Въ рай давно Я тщетно жду.
„Потому всегда съ любовью
На отрядъ смотрю Я твой:
По господскому сословью
Все жъ тамъ числится иной.
„Населяютъ христиане
Вѣну, Трестъ, Парижъ и Римъ,
Но такъ много, какъ Люблянѣ,
Въ рай господъ не выслать имъ.
„Церкви есть и внѣ Любляны
И священники при нихъ;
Отчего жъ такой охраны
Не довольно для другихъ?".
„Вѣкъ Тебѣ да будетъ слава!",
Отвѣчаетъ Христофоръ:
„Мыслю я: у насъ лукавый
Видитъ въ томъ себѣ отпоръ,
„Что въ театрѣ нашемъ холодъ,
Бѣдность, вонь и тьма и пыль,
Въ танцовальномъ залѣ голодъ,
Скука, чинность, плѣсень, гниль.
„Те да разве лишь калека
Не хотят потеть в аду,
А почище человека
В рай давно Я тщетно жду.
„Потому всегда с любовью
На отряд смотрю Я твой:
По господскому сословью
Всё ж там числится иной.
„Населяют христиане
Вену, Трест, Париж и Рим,
Но так много, как Любляне,
В рай господ не выслать им.
„Церкви есть и вне Любляны
И священники при них;
Отчего ж такой охраны
Не довольно для других?".
„Век Тебе да будет слава!",
Отвечает Христофор:
„Мыслю я: у нас лукавый
Видит в том себе отпор,
„Что в театре нашем холод,
Бедность, вонь и тьма и пыль,
В танцевальном зале голод,
Скука, чинность, плесень, гниль.
