Но вспомни лишь Вальхуновыхъ мечей
Слѣды и стрѣлъ его смертельныхъ жала, —
Что̀ крови пролилось по Крайнѣ всей,
Какъ христіанъ рука насъ истязала,
И мнѣ скажи: не больше ли въ крови
Изъ всѣхъ боговъ замаранъ Богъ любви?".
Священникъ.
„Да будетъ миръ и въ людяхъ и въ природѣ!
Такъ ангелы съ небесной вышины
Вѣщали при Мессіиномъ приходѣ.
Что всѣ Отца мы одного сыны,
Что братья всѣ въ людскомъ намъ целомъ родѣ, —
Вотъ свыше мы чему научены.
Лишь на своемъ безумномъ произволѣ
Стоитъ Вальхунъ, а не на Божьей волѣ".
Чертомиръ.
„Любви и мира вѣру я готовъ
Принять: твоя то вѣра, Богомила.
Я знаю: намъ обряды и боговъ
Ихъ слугъ самихъ лишь хитрость породила.
Въ нихъ только чтилъ обычаи я отцовъ;
Его теперь меча низвергла сила.
А если буду я, какъ ты, крещенъ,
Когда другъ съ другомъ свяжетъ насъ законъ?".
Богомила.
„Не много дней живутъ на свѣтѣ розы,
Когда покровъ знобитъ ихъ снѣговой
Но вспомни лишь Вальхуновых мечей
Следы и стрел его смертельных жала, —
Что крови пролилось по Крайне всей,
Как христиан рука нас истязала,
И мне скажи: не больше ли в крови
Из всех богов замаран Бог любви?".
Священник.
„Да будет мир и в людях и в природе!
Так ангелы с небесной вышины
Вещали при Мессиином приходе.
Что все Отца мы одного сыны,
Что братья все в людском нам целом роде, —
Вот свыше мы чему научены.
Лишь на своём безумном произволе
Стоит Вальхун, а не на Божьей воле".
Чертомир.
„Любви и мира веру я готов
Принять: твоя то вера, Богомила.
Я знаю: нам обряды и богов
Их слуг самих лишь хитрость породила.
В них только чтил обычаи я отцов;
Его теперь меча низвергла сила.
А если буду я, как ты, крещён,
Когда друг с другом свяжет нас закон?".
Богомила.
„Не много дней живут на свете розы,
Когда покров знобит их снеговой
