Былъ пораженъ изъ глазъ ея стрѣлою
И съ той поры „прости" сказалъ покою.
О, какъ ты счастливъ, Чертомиръ! твой взоръ
Зажегъ огонь и въ сердцѣ дѣвы скромной.
Опущенъ взглядъ, прерывистъ разговоръ,
Охваченъ духъ мечтой какой-то темной;
Какъ блескъ зари предъ вёдромъ темя горъ,
Такъ залилъ щеки ей румянецъ томный;
Ея рука въ твоей рукѣ давно —
Зачѣмъ? не знаетъ; какъ? ей все равно.
Пусть вамъ иной поэтъ опишетъ счастье,
На цѣлый годъ доставшееся имъ,
Къ жилищу дѣвы юноши пристрастье,
Отца при нихъ возвратъ къ мечтамъ былымъ,
Хмель двухъ сердецъ, пока войны ненастье
Не разнесло ихъ радостей, какъ дымъ, —
Иной поэтъ, не я, не безутѣшный,
А кто въ любви блаженствуетъ успѣшной.
О Чертомиръ! насталъ разлуки срокъ.
Реветъ трубы призывъ неумолимый.
Чтобъ жечь кумирни, за собой привлекъ
Толпы враговъ Вальхунъ непримиримый.
Ужъ въ сборѣ, кто себя на бой обрекъ
За вѣру матери твоей родимой,
За вѣру ту, которой столпъ — она,
Къ кому любви душа твоя полна.
Был поражён из глаз её стрелою
И с той поры „прости" сказал покою.
О, как ты счастлив, Чертомир! твой взор
Зажёг огонь и в сердце девы скромной.
Опущен взгляд, прерывист разговор,
Охвачен дух мечтой какой-то тёмной;
Как блеск зари пред вёдром темя гор,
Так залил щеки ей румянец томный;
Её рука в твоей руке давно —
Зачем? не знает; как? ей всё равно.
Пусть вам иной поэт опишет счастье,
На целый год доставшееся им,
К жилищу девы юноши пристрастье,
Отца при них возврат к мечтам былым,
Хмель двух сердец, пока войны ненастье
Не разнесло их радостей, как дым, —
Иной поэт, не я, не безутешный,
А кто в любви блаженствует успешной.
О Чертомир! настал разлуки срок.
Ревёт трубы призыв неумолимый.
Чтоб жечь кумирни, за собой привлёк
Толпы врагов Вальхун непримиримый.
Уж в сборе, кто себя на бой обрёк
За веру матери твоей родимой,
За веру ту, которой столп — она,
К кому любви душа твоя полна.
