Разъ въ девять бо́льшимъ войскомъ окружаютъ
Его враги и, ставъ со всѣхъ сторонъ,
Подмоги ни откуда не пускаютъ;
Осадныхъ башенъ строй сооруженъ,
Подъ стѣны ходъ ведутъ, ворота рубятъ;
Но держится упрямый гарнизонъ.
Ужъ полгода они другъ друга губятъ,
Безъ сожалѣнья брата рѣжетъ братъ.
Себя какъ мало люди въ ближнихъ любятъ!
Но не топоръ, лопата и булатъ
Рѣшили дѣло, а бѣда другая:
Явился голодъ, лютый супостатъ.
Тутъ Чертомиръ, напасти не скрывая,
Товарищамъ на сходкѣ молвилъ такъ:
"Не мечъ насъ гонитъ, а судьбина злая.
"Запасъ ѣды у насъ почти изсякъ.
Одни мы долго бились безъ завѣта;
Васъ не держу я: сдаться воленъ всякъ;
"Терпѣть изъ васъ кто хочетъ до разсвѣта,
Влачить ночамъ подобныхъ бремя дней,
Тому съ зарею нѣтъ на то запрета.
"Съ собой же я зову богатырей,
Которымъ тяжки рабскія оковы.
При бурѣ мракъ ночной еще страшнѣй;
Раз в девять бо́льшим войском окружают
Его враги и, став со всех сторон,
Подмоги ниоткуда не пускают;
Осадных башен строй сооружён,
Под стены ход ведут, ворота рубят;
Но держится упрямый гарнизон.
Уж полгода они друг друга губят,
Без сожаленья брата режет брат.
Себя как мало люди в ближних любят!
Но не топор, лопата и булат
Решили дело, а беда другая:
Явился голод, лютый супостат.
Тут Чертомир, напасти не скрывая,
Товарищам на сходке молвил так:
"Не меч нас гонит, а судьбина злая.
"Запас еды у нас почти иссяк.
Одни мы долго бились без завета;
Вас не держу я: сдаться волен всяк;
"Терпеть из вас кто хочет до рассвета,
Влачить ночам подобных бремя дней,
Тому с зарею нет на то запрета.
"С собой же я зову богатырей,
Которым тяжки рабские оковы.
При буре мрак ночной ещё страшней;
