Зашедъ въ пустыню въ Африкѣ, дорогу
Утратилъ путнікъ; смерклось; ночь темна;
Пока изъ тучи выглянетъ луна,
Онъ на траву прилегъ, забывъ тревогу.
Но вотъ луна открылась понемногу;
Предъ нимъ нора, свирѣпыхъ змѣй полна,
Здѣсь гриву льва, встающаго отъ сна,
Тамъ видитъ онъ съ тигрятами берлогу.
Такъ юношѣ бываетъ силъ не жаль,
Чтобъ дней текущихъ знать исходъ возможный,
Пока туманна будущности даль.
Свѣтлѣетъ ночь — и видитъ взоръ тревожный
Всю мерзость жизни, бѣды и печаль,
Обрывъ глубокій безъ тропы надежной.
Зашед в пустыню в Африке, дорогу
Утратил путник; смерклось; ночь темна;
Пока из тучи выглянет луна,
Он на траву прилёг, забыв тревогу.
Но вот луна открылась понемногу;
Пред ним нора, свирепых змей полна,
Здесь гриву льва, встающего от сна,
Там видит он с тигрятами берлогу.
Так юноше бывает сил не жаль,
Чтоб дней текущих знать исход возможный,
Пока туманна будущности даль.
Светлеет ночь — и видит взор тревожный
Всю мерзость жизни, беды и печаль,
Обрыв глубокий без тропы надежной.