Кого увидя въ пятницу Страстную,
Рабомъ мечты Петрарка быть привыкъ, —
Въ глаза ей глядя, я себя не чую,
Покуда ядъ мнѣ въ сердце не проникъ.
Съ тѣхъ поръ терплю я день и ночь мученья,
Не находя нигдѣ имъ облегченья.
Ее не тронетъ щекъ поблекшій цвѣтъ,
Ни стонъ умильный пѣсни сладкогласной,
Ни глазъ моихъ безъ сна потухшій свѣтъ,
Ни слезъ потокъ, сдержать себя не властный.
Покой исчезъ, веселья также нѣтъ,
Отчаянье кипитъ любви напрасной.
Такъ гордый въ мысли гибнетъ, ослабѣвъ.
Смотрѣть опасно на цвѣтущихъ дѣвъ.
Кому мила свобода золотая,
Пусть видомъ дѣвъ не тѣшитъ онъ свой взоръ!
Глаза вредили мнѣ, врага впуская;
Надъ ними строгій долженъ быть надзоръ:
Сквозь нихъ лежитъ любви стезя прямая,
Гдѣ разумъ нашъ не можетъ дать отпоръ.
Кто мнѣ не вѣритъ, тотъ повѣритъ дѣлу,
Мнѣ братомъ ставъ по горькому удѣлу.
Кого увидя в пятницу Страстную,
Рабом мечты Петрарка быть привык, —
В глаза ей глядя, я себя не чую,
Покуда яд мне в сердце не проник.
С тех пор терплю я день и ночь мученья,
Не находя нигде им облегченья.
Её не тронет щёк поблекший цвет,
Ни стон умильный песни сладкогласной,
Ни глаз моих без сна потухший свет,
Ни слёз поток, сдержать себя не властный.
Покой исчез, веселья также нет,
Отчаянье кипит любви напрасной.
Так гордый в мысли гибнет, ослабев.
Смотреть опасно на цветущих дев.
Кому мила свобода золотая,
Пусть видом дев не тешит он свой взор!
Глаза вредили мне, врага впуская;
Над ними строгий должен быть надзор:
Сквозь них лежит любви стезя прямая,
Где разум наш не может дать отпор.
Кто мне не верит, тот поверит делу,
Мне братом став по горькому уделу.
