Блаженный край! и мысль о немъ сладка.
Но тамъ, гдѣ рѣчь ужъ вовсе не богата,
Добыча словъ не будетъ велика.
Изжаренные, милый мой, цыплята
Вѣдь никому не прилетаютъ въ ротъ.
Чтобъ вѣчно жить, труда нужна затрата.
Готовыхъ слов, ужъ годныхъ в обиходъ
Нигдѣ — хоть будь то горы, хоть долина —
Никто, не поработавъ, не найдетъ.
Прислушайся къ рѣчамъ простолюдина:
Лишь ротъ открылъ, — вся соль передъ тобой,
Всѣ языка красоты, какъ картина.
Тамъ корни словъ на почвѣ имъ родной;
Придай концы имъ: -ача, -ище, -уха,
-овъ, -овецъ, -овка или хвостъ любой —
То первый сорта для мысли и для слуха!
Такъ всѣхъ славянъ затмишь ты безъ труда,
И предъ тобой Добровскій[1] будетъ — муха.
Вотъ мудрость въ чемъ! прощайте, города!
- ↑ См. предисловіе стр. X.
Блаженный край! и мысль о нём сладка.
Но там, где речь уж вовсе не богата,
Добыча слов не будет велика.
Изжаренные, милый мой, цыплята
Ведь никому не прилетают в рот.
Чтоб вечно жить, труда нужна затрата.
Готовых слов, уж годных в обиход
Нигде — хоть будь то горы, хоть долина —
Никто, не поработав, не найдёт.
Прислушайся к речам простолюдина:
Лишь рот открыл, — вся соль перед тобой,
Все языка красоты, как картина.
Там корни слов на почве им родной;
Придай концы им: -ача, -ище, -уха,
-ов, -овец, -овка или хвост любой —
То первый сорта для мысли и для слуха!
Так всех славян затмишь ты без труда,
И пред тобой Добровский[1] будет — муха.
Вот мудрость в чём! прощайте, города!
- ↑ См. предисловие стр. X.
