Тронулся ледъ нашъ едва; у другихъ ужъ весна наступила;
Въ краѣ словѣнскомъ еще бурные вѣтры ревутъ.
Вотъ мы стесали свой челнъ, его съ Богомъ вручили теченью;
Скалъ и пучинъ избѣгать онъ научиться не могъ.
Звѣздъ мы не знали ни тѣхъ, что спасаютъ, ни тѣхъ, что насъ губятъ;
Лель былъ нашъ кормчій, другой былъ онъ для насъ Палинуръ[2].
Ты нашъ челнокъ отстоялъ, паруса и кормило поправилъ,
Ты показалъ ему путь прямо въ обитель духовъ.
- ↑ См. предисл. стр. XV—XVI.
- ↑ Лель — славянскій богъ любви, Палинуръ — кормчій Энея въ его пути изъ Трои въ Италію, неожиданно утонувшій въ тихую погоду, какъ Матвѣй Чопъ. Подъ Лелемъ нѣкоторые разумѣютъ Кастельца (см. пред. стр. XVI). Вообще о смыслѣ этого стиха спорятъ. Неясно и то, къ кому относятся «мы» и «нашъ» въ ст. 3—8 — къ одному поэту или также къ его соплеменникамъ.
Тронулся лёд наш едва; у других уж весна наступила;
В крае словенском ещё бурные ветры ревут.
Вот мы стесали свой челн, его с Богом вручили теченью;
Скал и пучин избегать он научиться не мог.
Звёзд мы не знали ни тех, что спасают, ни тех, что нас губят;
Лель был наш кормчий, другой был он для нас Палинур[2].
Ты наш челнок отстоял, паруса и кормило поправил,
Ты показал ему путь прямо в обитель духов.
- ↑ См. предисл. стр. XV—XVI.
- ↑ Лель — славянский бог любви, Палинур — кормчий Энея в его пути из Трои в Италию, неожиданно утонувший в тихую погоду, как Матвей Чоп. Под Лелем некоторые разумеют Кастельца (см. пред. стр. XVI). Вообще о смысле этого стиха спорят. Неясно и то, к кому относятся «мы» и «наш» в ст. 3—8 — к одному поэту или также к его соплеменникам.
