Жилъ-былъ поэтъ, хоть бѣдный, но славный межъ людей;
Сложилъ онъ много пѣсенъ, особенно о ней, —
О ней, своей Северѣ, безчувственной красѣ,
Которой не смягчили его творенья всѣ.
Весна пришли обратно, ликуетъ цѣлый свѣтъ;
Ея ли чары въ поле манятъ тебя, поэтъ?
Зачѣмъ съ какой-то склянкой ремень поверхъ плеча?
Быть можетъ, пьешь ты воды, недугъ въ себѣ лѣча?
Зачѣмъ ты такъ задумчивъ и робко такъ глядишь?
О ней ли, о веснѣ ли ты пѣсенку творишь?
Никто не зналъ, что̀ думалъ въ то время нашъ поэтъ:
Уста его замолки, пропалъ въ ланитахъ цвѣтъ.
Нашли его лежащимъ со склянкою пустой;
Не льется кровь по жиламъ, не слышенъ сердца бой.
Всѣ спрашиваютъ, кто бы убить поэта могъ;
Никто того не видѣлъ, и знаетъ развѣ Богъ.
Жил-был поэт, хоть бедный, но славный меж людей;
Сложил он много песен, особенно о ней, —
О ней, своей Севере, бесчувственной красе,
Которой не смягчили его творенья все.
Весна пришли обратно, ликует целый свет;
Её ли чары в поле манят тебя, поэт?
Зачем с какой-то склянкой ремень поверх плеча?
Быть может, пьешь ты воды, недуг в себе леча?
Зачем ты так задумчив и робко так глядишь?
О ней ли, о весне ли ты песенку творишь?
Никто не знал, что думал в то время наш поэт:
Уста его замолки, пропал в ланитах цвет.
Нашли его лежащим со склянкою пустой;
Не льется кровь по жилам, не слышен сердца бой.
Все спрашивают, кто бы убить поэта мог;
Никто того не видел, и знает разве Бог.
