Туда, гдѣ въ Дунай изливается Сава,
Дошла до меня красоты твоей слава.
Вотъ, Урся, пришелъ я изъ далнихъ краевъ,
Вотъ, Урся, плясать я съ тобою готовъ".
Ей такъ говоря, поклонился онъ низко.
Съ улыбкой любезной она отвѣчала:
„Не шла ни сь однимъ танцовать я сначала;
Скажу, не шутя: я тебя поджидала.
Подай же мнѣ руку скорѣй и пойдемъ!
Ужъ солнце садится, пустѣетъ кругомъ".
Плѣнительный юноша подалъ ей руку,
И словно на крыльяхъ чета полетѣла,
Какъ будто коснуться земли не хотѣла;
Порхали они, какъ два духа безъ тѣла;
Не видно, какъ наземь ступаютъ ногой,
Какъ если бъ ихъ вѣтеръ носилъ круговой.
То видя, всѣ въ ужасѣ стали на мѣстѣ,
Смычки опустились, и скрипки молчали;
Когда же и трубы уже не звучали,
Тогда каблуки молодца застучали.
„Что скрипки и трубы мнѣ?", крикнулъ плясунъ:
„Пусть звуки другихъ здѣсь услышу я струнъ!".
Тутъ быстро нагрянули черныя тучи,
Послышалось въ небѣ громовъ рокотанье,
Послышалось вѣтровъ лихихъ завыванье,
Послышалось бурныхъ ручьевъ клокотанье,
Туда, где в Дунай изливается Сава,
Дошла до меня красоты твоей слава.
Вот, Урся, пришел я из далних краёв,
Вот, Урся, плясать я с тобою готов".
Ей так говоря, поклонился он низко.
С улыбкой любезной она отвечала:
„Не шла ни с одним танцевать я сначала;
Скажу, не шутя: я тебя поджидала.
Подай же мне руку скорей и пойдём!
Уж солнце садится, пустеет кругом".
Пленительный юноша подал ей руку,
И словно на крыльях чета полетела,
Как будто коснуться земли не хотела;
Порхали они, как два духа без тела;
Не видно, как наземь ступают ногой,
Как если б их ветер носил круговой.
То видя, все в ужасе стали на месте,
Смычки опустились, и скрипки молчали;
Когда же и трубы уже не звучали,
Тогда каблуки молодца застучали.
„Что скрипки и трубы мне?", крикнул плясун:
„Пусть звуки других здесь услышу я струн!".
Тут быстро нагрянули чёрные тучи,
Послышалось в небе громов рокотанье,
Послышалось ветров лихих завыванье,
Послышалось бурных ручьёв клокотанье,
