Stelle, прибавленное, очевидно, для риѳмы? развѣ mladost и der Schönheit Prangen сами по себѣ одно и то же? развѣ при обращеніи къ дѣвушкамъ соблюдено соотвѣтствіе въ числѣ и лицѣ? развѣ ki cveto ji zlate leta (которой цвѣтутъ золотые года) то же, что̀ eh' erbleicht das Roth der Wangen? развѣ fante zberaš si prevzetna (гордо разбираешь юношей) передаетъ точно Körbchen theilt man ohn' Erbarmen? Но мысли, ихъ распредѣленіе, общій тонъ въ обѣихъ редакціяхъ совершенно тождественны, и — что существенно — ни тамъ ни здѣсь не прибавлено ничего посторонняго. Въ результатѣ художественное впечатлѣніе на обоихъ языкахъ получается вполнѣ одинаковое, и потому переводъ остается признать безукоризненно вѣрнымъ. Искреннее желаніе русскаго переводчика состоитъ въ томъ, чтобы хоть нѣкоторыя изъ его попытокъ, содержащихся въ этой книжкѣ, оказались вѣрными подлиннику именно въ такомъ смыслѣ. Другое его желаніе, не менѣе горячее — да содѣйствуетъ этотъ трудъ извлеченію даровитѣйшаго словѣнскаго поэта изъ мрака неизвѣстности, въ которомъ онъ до сихъ поръ пребывалъ для огромнаго большинства русскихъ читателей!
Пятигорскъ.
Августъ 1900 г.
Stelle, прибавленное, очевидно, для рифмы? разве mladost и der Schönheit Prangen сами по себе одно и то же? разве при обращении к девушкам соблюдено соответствие в числе и лице? разве ki cveto ji zlate leta (которой цветут золотые года) то же, что eh' erbleicht das Roth der Wangen? разве fante zberaš si prevzetna (гордо разбираешь юношей) передаёт точно Körbchen theilt man ohn' Erbarmen? Но мысли, их распределение, общий тон в обеих редакциях совершенно тождественны, и — что существенно — ни там ни здесь не прибавлено ничего постороннего. В результате художественное впечатление на обоих языках получается вполне одинаковое, и потому перевод остается признать безукоризненно верным. Искреннее желание русского переводчика состоит в том, чтобы хоть некоторые из его попыток, содержащихся в этой книжке, оказались верными подлиннику именно в таком смысле. Другое его желание, не менее горячее — да содействует этот труд извлечению даровитейшего словенского поэта из мрака неизвестности, в котором он до сих пор пребывал для огромного большинства русских читателей!
Пятигорск.
Август 1900 г.
