Достало ли бъ въ ней силъ, открыто, не страшась,
Въ глаза имъ объявить, что ты ея владѣнье,
Жизнь, кровь, душа ея? на строгій судъ людей
Глядѣла ли бъ она спокойнымъ, смѣлымъ взоромъ?
Гордилась ли бъ она любви своей позоромъ?...
Ты улыбаешься.... ты думаешь о ней....
О, хороша она.... и образъ ненавистной
Я вырвать не могу изъ памяти твоей!...»
— Ахъ, не брани ея! Глубоко, безкорыстно
Любили мы. Но вѣрь, ни разу ни она,
Ни я любви своей мы высказать не смѣли.
Она была со мной какъ будто холодна;
Любя, другъ друга мы стыдились и робѣли:
Лишь худо-скрытый вздохъ, случайный, бѣглый взоръ
Ей измѣнялъ. У насъ всегда былъ разговоръ
Незначущъ, о вещахъ пустыхъ, обыкновенныхъ;
Но какъ-то въ тѣхъ словахъ, въ той болтовнѣ пустой,
Угадывала мы душою смыслъ иной
И голосъ слышали страданій сокровенныхъ.
И только разъ уста мои ея руки
Коснулись; но потомъ мнѣ стыдно, больно было,
Когда она ко мнѣ безмолвно обратила
Взоръ, полный слезъ, мольбы, укора и тоски....
Тотъ взоръ мнѣ все сказалъ; онъ требовалъ пощады,
