Тамъ, въ залѣ царственномъ, межь пышными столбами,
Увитыми кругомъ сребристыми листами,
Какъ часто я стоялъ и съ думой и безъ думъ,
И съ строгой красотой дружилъ свой юный умъ.
Антики пыльные живыми мнѣ казались,
Какъ будто бы и мысль и чувство въ нихъ скрывались....
Забытые въ глуши блистательнымъ дворомъ,
Казалось, радостно съ высокихъ пьедесталовъ
Они внимали шумъ шаговъ моихъ вдоль заловъ,
И, властвуя моимъ младенческимъ умомъ,
Они роднились съ нимъ, какъ сказки умной няни,
Въ пластической красѣ миѳическихъ преданій....
Теперь, теперь я здѣсь, въ отчизнѣ свѣтлой ихъ,
Гдѣ боги межь людей, пріявъ ихъ образъ, жили,
И взору ихъ свой ликъ безсмертный обнажили.
Какъ дальній пилигримъ, среди святынь своихъ,
Средь статуй я стоялъ.... Мнѣ было дико, странно:
Какъ будто музыкѣ безвѣстной я внималъ,
Какъ будто чудный свѣтъ вокругъ меня сіялъ,
Курился мѵрры дымъ и нардъ благоуханный,
И нѣкто дивный былъ и тяготѣлъ надъ мной....
Съ душой, подавленной восторженной тоской,
Глядѣлъ въ смущеньи я на лики вѣковые,
Какъ Скиѳы дикіе, пришедшіе съ Днѣпра,
