Въ ночномъ молчаніи, какъ выходцы гробницы,
Нагіе остовы и башенъ, и бойницы;
Сквозь окна древнія пробился лучъ луны,
Серебряной рѣкой, вдоль подземельныхъ сходовъ;
Колонны гордыя, какъ бы утомлены
На мощныхъ раменахъ держать обломки сводовъ,
Пригнулися къ землѣ.... Все тлѣніе и прахъ!
Здѣсь, за оградою, въ окованныхъ стѣнахъ,
Гулъ міра умолкалъ предъ образомъ Распятья,
Гласъ вѣры укрощалъ безумныя проклятья;
Усталые пловцы здѣсь пристань обрѣли,
И въ мирной келіи, отъ суеты вдали,
Прахъ міра отряхнувъ, какъ саванъ надѣвали
Одежду мертвую и къ небу воспаряли....
Но вѣренъ ли онъ былъ, монашескій покровъ?
Всегда ль въ полунощномъ молчаніи дубровъ,
Въ часы весенніе мечтательныхъ безсонницъ,
Когда, ниспавъ между готическихъ оконницъ,
Лучъ блѣдный мѣсяца ложился на нѣмомъ
Чугунномъ помостѣ блистательнымъ ковромъ,
Всегда ль, о ложѣ сна холодномъ забывая,
Склонившися къ окну, отшельница младая,
Смотря на небеса, летѣла въ горній міръ,
На лоно вѣчности, въ надоблачный эѳиръ,
Гдѣ ангелы поютъ божественные гимны,
