— Почему тебя высылаютъ?
— Не знаю.
— Чѣмъ ты занимаешься?
— Стрѣляю.
— Есть у тебя родные?
— Нѣту.
— Гдѣ же ты живешь?
— На Хитровкѣ.
— Куда же ты пойдешь, если у тебя нѣтъ родныхъ?
— Да такъ, въ деревню, а потомъ опять приду сюда.
Отвѣты свои она давала съ улыбкою и не безъ нѣкоторой гордости. Говорила она вовсе не какъ ребенокъ, а между тѣмъ ей было всего 12 лѣтъ.
Много было такихъ общественницъ, которыхъ постигла ссылка только потому, что провинились ихъ мужья и родственники. Одна женщина 24-хъ лѣтъ уже девять мѣсяцевъ томилась «въ этомъ аду», какъ она выражалась, въ ожиданіи отправки на Сахалинъ, куда женщины идутъ только разъ въ годъ. Еще до осужденія ея мужа, сельское общество постановило приговоръ о высылкѣ въ Сибирь всего его семейства и близкихъ родственниковъ. Такимъ образомъ его родители, сестры, братья и жена попали въ Тобольскую губернію, гдѣ они прожили долгое время, ничего не зная о судьбѣ заключеннаго. Наконецъ, они получили отъ него письмо, посланное имъ ужъ по прибытіи на Сахалинъ. Послѣ этого молодая женщина подала прошеніе о своемъ желаніи послѣдовать за мужемъ. Разрѣшеніе было дано, и ее этапнымъ порядкомъ препровели въ «централку», откуда предстоялъ путь на дальній востокъ. Въ камерѣ своей она была какъ-бы старостихою: раздавала хлѣбъ, приносила обѣды, слѣдила за порядкомъ. Ни манерами, ни разговоромъ, ни своимъ смуглымъ лицомъ не напоминала она деревенской женщины; она была дочь богатаго мужика и росла въ довольствѣ. Жизнь въ тюрьмѣ, со всѣми своими особенностями и мелочами, ей
