пятокъ и къ вечеру ставитъ его въ горячую печку, которая нарочно для этого случая затапливалась позже, чѣмъ полагалось, несмотря на то, что начальство этого не допускало.
Какъ только я расположилась пить чай, изъ-подъ наръ стали вылѣзать какія-то странныя существа. Я страшно удивилась. Старуха объяснила мнѣ суть этого явленія: оказалось, что мѣстами на нарахъ владѣютъ лишь постоянныя жительницы этой камеры—подсудимыя и отбывающія наказаніе, которыхъ въ камерѣ было большинство, несмотря на то, что камера называлась «пересыльною». Арестантки дѣйствительно пересыльныя считались паріями—имъ не было мѣста на жизненномъ пиру; лишенныя мѣстопребыванія на нарахъ, онѣ должны были ютиться на холодномъ и грязномъ полу. Лишь болѣе счастливыя изъ нихъ покупали мѣсто на нарахъ за деньги или предметъ, эквивалентный деньгамъ. Изъ поднарныхъ индивидуумовъ меня поразила одна сѣдая старуха, высокая, согбенная, одѣтая вся въ черное, что придавало ей какой-то страшный видъ. Я угостила подземныхъ жительницъ чаемъ и подѣлилась съ ними всѣмъ, что у меня было, къ немалому огорченію юркой Хаички (такъ всѣ называли старуху кухарку).
— Къ чему это? (Хаичка говорила на ломанномъ русскомъ языкѣ)—свиньи онѣ, да вы ихъ и не насытите.
Во время чаепитія Хаичка мнѣ сообщила, что въ камерѣ еще не всѣ, и что скоро придутъ еще двѣ арестантки изъ мастерской, гдѣ онѣ работаютъ ковры. Въ особенности хвалила она одну изъ нихъ, по имени Соньку.
— Вотъ, говорила Хаичка, мучаюсь ужъ я здѣсь два года, а годъ еще остался. Что жъ, надо потерпѣть за грѣхи наши.
— За что же вы сидите?
— Не буду врать, купила краденныя вещи. Надо же какъ-нибудь жить.
