партіи въ московскую пересыльную тюрьму, такъ называемую «централку», чтобы оттуда слѣдовать въ далекій путь. Въ срединѣ мая была назначена къ отправкѣ и изъ Петербурга партія, въ которую была включена и я. Дни отправки являются праздничными пунктами на однообразно-будничной этапной линіи; они вносятъ нѣкоторое разнообразіе въ монотонную тюремную жизнь: начальство суетится, въ конторѣ возня, всѣ бѣгутъ и волнуются, всюду бросается въ глаза кипучая дѣятельность.
Какъ только составъ партіи выяснился (наканунѣ этапнаго дня), арестантки, назначенныя въ путь, стали укладывать свои пожитки, упаковывали вещи поцѣннѣе, оставляя на дорогу одежду болѣе скромную, прятали предметы контрабандные, какъ зеркальца и ножики. Нѣкоторыя перешивали изъ своихъ подушекъ нѣчто въ родѣ ватныхъ юбокъ, такъ какъ подушекъ конвой не принимаетъ. Нѣсколько разъ насъ вызывали въ канцелярію: то для объявленія объ отправкѣ, то для переклички, то для выдачи собственныхъ денегъ, хранившихся въ конторѣ. Тѣмъ, кто просилъ, выдавалась казенная одежда. Однимъ словомъ, арестантки чувствовали себя героинями дня: онѣ относились уже съ бо̀льшимъ уваженіемъ къ самимъ себѣ и съ меньшею боязнью къ начальству.
Послѣ повѣрки, когда все успокоилось, возникъ вопросъ о томъ, какая надзирательница будетъ завтра дежурить,—вопросъ очень важный, такъ какъ отъ присутствія той или другой надзирательницы зависѣла судьба запретныхъ вещей. Когда опредѣлилось, что дежурить будетъ «чепчикъ», всѣ обрадовались. Эта надзирательница была старуха лѣтъ 60-ти, бывшая помѣщица, аристократка, оплакивавшая крѣпостное право и презиравшая арестантокъ до такой степени, что не считала ихъ людьми. Мѣсто въ тюрьмѣ взяла она, какъ она сама говорила, «для развлеченія», и она дѣйствительно развлекалась. Въ сущности, по натурѣ она была не злая; но въ безконтрольномъ господствѣ надъ арестантками, въ процессѣ внушенія имъ ихъ рабски-подчиненнаго положенія она нахо-
