Такихъ арестантокъ, которыя шли-бы этапомъ въ первый разъ, было сравнительно очень мало. За то были такія, которыя приписаны недалеко отъ города. Но и разстояніе этапнаго пути не стѣсняетъ тѣхъ, кто въ деревнѣ можетъ умереть отъ голода, будь это проститутка или нищая. Я видѣла въ тюрьмѣ одну женщину, которая уже одиннадцать лѣтъ шла этапомъ на родину, отстоящую отъ Петербурга на 700 верстъ; не успѣетъ она прибыть на мѣсто, какъ уже возвращается пѣшкомъ обратно, побираясь по дорогѣ Христовымъ именемъ. «Иду я всегда одна,—разсказывала она,—потому, кто ихъ знаетъ, какой еще попутчикъ попадется. Нечего Бога гнѣвить, дѣлаю 60 верстъ въ день, чтобы только не сглазить. Вечеромъ приду въ какую-нибудь деревню, всякій пуститъ прохоженькую переночевать и накормитъ. Такъ я и пробираюсь. Одинъ разъ только было такъ. Пришла я въ одну деревню, зашла въ избу. Ночевать-то пустили, а ѣсть не даютъ—уже отужинали, и хозяйка убираетъ со стола. А ѣсть мнѣ ужасно хочется. Устала я—сижу. Вдругъ съ ночи кричитъ, должно быть, самъ хозяинъ: Матрена, ты чего прохоженькую не накормишь? Взяла она и положила около меня кусокъ хлѣба. Я стала ѣсть. Увидѣлъ это хозяинъ, что я одинъ хлѣбъ ѣмъ, опять и кричитъ: Матрена, ты чего прохожей щецъ не даешь? Али нѣту? Тутъ хозяйка принесла и щей. Это въ первый разъ за все время, что хожу, а то всегда кормятъ». Очень трогательно она разсказывала о томъ, какъ однажды она прибыла въ Петербургъ наканунѣ Пасхи, и, какъ на зло, тотчасъ же попалась на глаза городовому, знавшему, что она не имѣетъ права жительства. Тотъ хотѣлъ ее сейчасъ-же арестовать и отвести въ участокъ, но она стала упрашивать его дать ей хоть отдохнуть съ дороги; и вотъ онъ предоставилъ ей погулять всѣ праздники и только потомъ ее забралъ.
Контингентъ высылаемаго люда пополнялся вообще изъ того «вреднаго элемента», отъ котораго, цѣною милліоновъ, потраченныхъ на ничто, стараются избавиться всѣ «благо-
