я тогда, по крайности, буду сидѣть въ своей тюрьмѣ; тамъ и безъ того будетъ высидка за самовольную отлучку». Какъ-то разъ я задала ей вопросъ, не думала-ли она о томъ, что она дурно поступаетъ, обкрадывая другихъ. «Вѣдь я беру только у богатыхъ»—былъ ея лаконическій отвѣтъ.
Другая «фартовая», Пелагея, совсѣмъ не была похожа на деревенскую бабу, несмотря на свое деревенское происхожденіе; городской костюмъ, манеры, способъ держаться указывали въ ней скорѣе горожанку. Она была средняго роста, съ смуглымъ лицомъ и большими черными глазами. Въ тюрьмѣ она была гостьей. Ко всей толпѣ арестантокъ она относилась презрительно и рѣдко кого удостаивала своимъ вниманіемъ. Иногда, впрочемъ, она разсказывала съ гордостью о своихъ похожденіяхъ. Интересно было ея повѣствованіе о томъ, какъ ей удалось разрѣшить трудную задачу свидѣться со своимъ сожителемъ, отбывавшимъ срокъ наказанія въ арестантскомъ отдѣленіи, ужъ послѣ того, какъ она была лишена права жительства въ городѣ: свиданіе выпросила будто для себя его сестра, ходила же на свиданіе она сама при чемъ, такъ какъ въ тюрьмѣ ее знали, то ей приходилось маскироваться. Говорила она всегда громко, сидя на противоположномъ концѣ комнаты. Разъ она поспорила съ Авдотьей. «По моему,—сказала она, разгорячившись,—коли фартовая, такъ фартовая и есть; нечего изъ себя святошу корчить; это дѣлай, а того не дѣлай. Когда надо, такъ и проституткой будешь». Пелагея «брала» не только у богатыхъ, какъ это дѣлала или думала дѣлать Авдотья; жертвою ненасытности Пелагеи могъ сдѣлаться всякій, имѣвшій несчастіе познакомиться съ нею. Подъ личиною проститутки, она заманивала свои жертвы въ какой-нибудь вертепъ, чтобы тамъ ихъ напоить и обобрать. Сожитель ея высылался по приговору общества въ Сибирь, и она собиралась слѣдовать туда вмѣстѣ съ нимъ, но не знала, какъ быть съ своимъ четырехлѣтнимъ ребенкомъ, воспитывавшимся въ деревнѣ у ея родныхъ.
