всегда чисто одѣтая. Изъ уваженія къ ея лѣтамъ, ее звали Марковной. Никто-бы не далъ ей по виду тѣхъ 96-и лѣтъ, которыя она имѣла на самомъ дѣлѣ. Говорила она очень много, бранила начальство и гордилась тѣмъ, что разъ ее за нищенство арестовалъ на улицѣ «самъ генералъ» и велѣлъ городовому отвести ее въ участокъ. Въ мододости она была кормилицей у какихъ-то господъ; оставшись на старости лѣтъ совершенно одинокою, она часто наѣзжала за помощью къ своему питомцу. Надо думать, однако, что помощь его была недостаточна, такъ какъ каждый разъ она прибѣгала къ прошенію милостыни. Этапомъ шла она уже одиннадцать разъ и нисколько этимъ не смущалась.
— Мнѣ что, говорила она, пущай возятъ на казенный счетъ, ежели имъ охота. Мнѣ еще лучше. А что мужики ругаются, что имъ приходится въ рабочую пору везти (съ желѣзнодорожной станціи ее доставляли на обывательскихъ лошадяхъ въ деревню), то я этому не виновата; куда мнѣ, старухѣ, пѣшкомъ итти? Пущай не высылаютъ. И что они только со мною, старухою, дѣлаютъ, ума не приложу. Пробовали-было меня въ Орловскую губернію выслать—пришла обратно; теперь высылаютъ—прихожу когда мнѣ надо. Ничего они не возьмутъ со старухи, себѣ-же только грѣхъ на душу берутъ.
Были нищія-спеціалистки, опустившіяся до потери человѣческаго образа и ни за что, кромѣ попрошайничества, не могшія взяться. Изъ этой категоріи обращала на себя вниманіе женщина лѣтъ сорока, со слѣдами былой красоты; она говорила, что нищенствуетъ только для того, чтобы отомстить человѣку, доведшему ее до подобнаго состоянія. «Пусть онъ казнится, говорила она, пусть онъ видитъ, до чего онъ меня довелъ! Когда онъ меня бросилъ, я хотѣла сдѣлаться богатой, блестѣть, чтобы доказать ему, что я въ немъ не нуждаюсь. Я, дѣйствительно, зарабатывала большія деньги, но болѣзнь меня сразила.» Оспа, дѣйствительно, оставила слѣды на ея лицѣ, сдѣлавъ ее, по ея словамъ, неузнаваемою; о томъ, что она болѣла