провела нѣсколько мѣсяцевъ въ Петербургѣ и гдѣ я чувствовала себя очень хорошо, были весьма выгоднаго характера (особенно по контрасту съ другою тюрьмою, мѣстомъ «плача и скрежета зубовнаго», гдѣ я до того содержалась нѣкоторое время). Я еще тогда не знала, какъ велика пропасть между «фешенебельными» тюрьмами столицъ и немногихъ большихъ городовъ и возмутительными тюрьмами въ провинціи, которыхъ не показываютъ ни посланникамъ, ни ученымъ криминалистамъ, ни вообще «знатнымъ иностранцамъ»; испытавъ прежде лишь одиночное заключеніе, я не имѣла ни малѣйшаго представленія о режимѣ и правилахъ, существующихъ въ общихъ камерахъ. Теперь судьбѣ угодно было ознакомить меня практически съ новыми сторонами тюремнаго быта.
Итакъ, я была арестована. Путь мнѣ предстоялъ довольно далекій. Мнѣ позволяли отправиться, въ сопровожденіи городового, домой, чтобы собрать свои вещи. Когда все было уложено, и я простилась съ знакомыми, меня отвезли въ тюрьму.
Учрежденіе, въ которое я направлялась, находилось на краю города и оффиціально носило названіе «женской тюрьмы», хотя, въ качествѣ пересыльной тюрьмы, оно служило для арестантовъ обоего пола. Зданіе, въ которомъ помѣщалась тюрьма, нѣкогда было католическимъ монастыремъ и перешло къ казнѣ послѣ возстанія 1863 года. Зданіе было одноэтажное, окруженное низкимъ каменнымъ заборомъ, изъ-за котораго на улицу виднѣлась только крыша тюрьмы. Въ концѣ забора стоялъ запустѣвшій костелъ, къ которому примыкалъ большой садъ, также заброшенный, выходившій на другую улицу. Прямо изъ тюремнаго двора былъ одинъ входъ въ костелъ; входъ этотъ прежде предназначался для монахинь, между тѣмъ какъ обыкновенная публика входила въ костелъ черезъ садъ.
Меня ввели въ страшно грязную, вонючую комнату, которая составляла переднюю часть такъ называемой конторы и
