судебнаго крючкотворства и со всѣми элементами сложной науки приспособить всѣ мелочи тюремной обстановки къ устроенію сноснаго существованія въ темницѣ. Она сообщила мнѣ секретъ благополучнаго, сравнительно, исхода прежде возбуждавшихся противъ нея дѣлъ: полицейскіе чиновники брали взятку и составляли протоколъ въ ея пользу.
— Неужели-же, спросила я, вы дарили приставу или помощнику тутъ-же, въ участкѣ, въ присутствіи всѣхъ?
— Зачѣмъ тутъ? Онъ самъ никогда не принималъ, а пойдешь это съ задняго крыльца къ его женѣ, она и приметъ. Еще вотъ свидѣтели, и они имѣютъ большое значеніе. Разъ, напримѣръ, меня поймали съ колбасой въ мясной лавкѣ. Тутъ стоялъ и деньщикъ офицерскій, тоже за мясомъ пришелъ; онъ на судѣ и показалъ, что колбасу вынули у меня изъ корзинки. Меня, конечно, осудили въ тюрьму. Дѣло это перешло въ съѣздъ, а сама-то я была выпущена на поруки, по волѣ гуляла. Отыскала я этого деньщика. Ну, тамъ что было, только на съѣздѣ онъ показалъ, что колбасу вынули не изъ корзинки, а взяли изъ рукъ моихъ. Меня и оправдали.—У меня, слава Богу, всего много. Когда привезли мои вещи сюда, смотритель только ахнулъ. «Вѣдь это, говоритъ, все воровское; не можетъ быть, чтобы такія вещи у тебя были».—Вѣдь вы, говорю, не видали, какъ я воровала».
Затѣмъ она мнѣ разсказала, какъ ее заставляли работать въ послѣдніе дни беременности, когда она ужъ еле ходила. Когда всѣ ея просьбы ни къ чему не привели, она самовольно перестала ходить въ мастерскую, несмотря на то, что грозили карцеромъ. Потомъ ее оставили въ покоѣ.
Съ переходомъ моимъ въ «маленькую больницу», я снова пользовалась вечернимъ чаемъ. У моей предусмотрительной сожительницы еще съ зимы былъ заготовленъ достаточный запасъ дровъ. Каждый вечеръ, послѣ повѣрки, она быстро придвигала столъ къ печкѣ, на столъ ставила табуретку и съ печки снимала запрятанное полѣно; затѣмъ изъ-подъ сѣнника
