до меня доходили. Такъ, я узнала, что въ «пересыльной камерѣ» произошелъ изрядный скандалъ: Сонька подралась съ какой-то высидочною арестанткою, наканунѣ выхода этой послѣдней на волю. Дѣло было такъ. Во время обѣда двое арестантокъ поссорились. Сонька, всегда стоявшая на стражѣ порядка, вмѣшалась, съ цѣлью умиротворить ихъ; но одна изъ арестантокъ, вмѣсто того, чтобы оказать повиновеніе, выругала Соньку, да еще обозвала ее «жидовкою». Сонька, не долго думая, бросила въ нее горшокъ съ горячею пищей. Окровавленная арестантка побѣжала жаловаться смотрителю. Привратникъ ея не пустилъ, да и смотрителя не было дома. Когда ему потомъ доложили о происшедшей исторіи, онъ немедленно явился на расправу. Осыпавъ Соньку градомъ ругательствъ, онъ посадилъ ее въ карцеръ на хлѣбъ и на воду; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ распорядился внести ее въ какой-то «штрафной журналъ» и конфисковалъ ея заработанныя деньги, имѣвшіяся въ конторѣ (не знаю, была-ли послѣдняя мѣра приведена въ исполненіе). Въ 12 часовъ ночи пришелъ смотритель и велѣлъ Сонькѣ оставить карцеръ, собрать свои вещи и перейти въ другую камеру. Сонька наотрѣзъ отказалась оставить свое годами насиженное мѣсто въ пересыльной камерѣ, гдѣ она спекулировала мѣстами на нарахъ, извлекала выгоды отъ пересыльныхъ арестантокъ изъ постоянныхъ куплей-продажъ, а подчасъ, въ компаніи съ Хаичкой просто забирала все то, что плохо лежитъ.
— Мнѣ и здѣсь, въ карцерѣ, хорошо,—сказала она смотрителю, поставившему условіемъ освобожденія изъ карцера перемѣну камеры.
— Ладно, такъ оставайся здѣсь, коли тебѣ тутъ хорошо.
Долгимъ держаніемъ въ карцерѣ думали сломить ея упорство, но Сонька не выходила оттуда до тѣхъ поръ, пока ей не позволили вернуться въ старое жилище. Сонька потомъ хвастала по всей тюрьмѣ, что карцеръ для нея вовсе не наказаніе, что она тамъ имѣла еще лучшую пищу, чѣмъ въ ка-