пала всякая охота спрашивать и вмѣшиваться въ его дѣла, къ которымъ она совершенно не была причастна. Съ того дня, какъ она была заключена въ тюрьму, она не переставала получать отъ своего возлюбленнаго письма, помѣченныя изъ разныхъ городовъ, деньги, всевозможные припасы. Приношенія не обходились безъ непріятностей для приносителей, которыхъ арестовывали и отводили къ слѣдователю. Дыновская отъ этого ничего не теряла, такъ какъ она лишній разъ видалась съ своимъ возлюбленнымъ, который сопровождалъ ее до самой камеры слѣдователя, а разъ даже зашелъ къ нему въ переднюю, чтобы условиться относительно нѣкоторыхъ показаній. Разъ онъ очутился на колокольнѣ нашего запустѣвшаго костела. Всѣ арестантки были на дворѣ, кромѣ Дыновской. Онъ сталъ дѣлать сигналы руками, чтобы вызвали высокую съ ребенкомъ (о смерти котораго онъ еще не зналъ). Стали показывать арестантокъ одну за другою, но онъ отрицательно качалъ головою, пока не догадались вывести Дыновскую. Увидѣвъ своего возлюбленнаго на колокольнѣ, Дыновская заплакала и стала махать руками, чтобы онъ ушелъ. Наконецъ, это дошло до свѣдѣнія смотрителя, который немедленно послалъ людей, чтобы захватить важнаго преступника. Но его ужъ и слѣдъ простылъ. Бѣдную Дыновскую съ тѣхъ поръ перестали выпускать на прогулку: за нею учредили самый строгій надзоръ, изъ опасенія, чтобы ея возлюбленный не похитилъ ея изъ тюрьмы. Лишь черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, когда сожитель Дыновской былъ арестованъ, ей были сдѣланы нѣкоторыя облегченія. О нормальности своихъ отношеній къ человѣку, погрязшему въ преступленіяхъ, Дыновская, повидимому, и не думала; да врядъ-ли она и чувствовала потребность отнестись критически къ личности, ее плѣнившей, и произвести ея нравственную оцѣнку. Прежде ее мучило лишь то, что онъ много «трудится» и тратитъ здоровье; впослѣдствіи она думала съ сожалѣніемъ о томъ, что онъ, единственно «поработавшій» основательно, попался,
