я чувствовала себя вновь человѣкомъ. Связь съ арестантской семьею у меня не была порвана: арестанты, шмыгая по корридору, то и дѣло заглядывали въ оконце, вдѣланное въ дверь, чтобы сообщить мнѣ тюремныя событія или просто побесѣдовать со мною; съ арестантками встрѣчалась я также на дворѣ во время прогулки. Такимъ образомъ я продолжала дѣлать свои наблюденія.
Арестантки, въ особенности Сонька, высказывали мнѣ соболѣзнованіе по поводу постигшаго меня келейнаго заточенія. Удаленіе изъ общей камеры практиковалось въ этой тюрьмѣ, какъ наказаніе и казалось арестанткамъ большимъ несчастіемъ.
Одинъ разъ Сонька подбѣжала къ моей камерѣ въ сильномъ возбужденіи: она получила извѣстіе о томъ, что мужъ ея, жившій гдѣ-то въ захолустьи, нашелъ себѣ другую подругу жизни.
— Вы думаете, что я ему это спущу? Нѣтъ, съ пистолетомъ въ рукѣ я къ нему нагряну.
Сонька немного бравировала. Въ сущности, имѣя массу обожателей, она своимъ мужемъ нисколько не интересовалась и раньше о немъ даже никогда и не говорила.
Въ эти дни тишина въ корридорѣ нарушалась отголосками семейной бури, происходившей между Куликовой и ея мужемъ, тѣмъ самымъ надзирателемъ, который напоминалъ мнѣ о необходимости убавленія огонька. Разладъ у нихъ былъ вызванъ тѣмъ, что Куликовъ, уроженецъ Вятской губерніи, въ послѣдне время сталъ поговаривать о своемъ намѣреніи уѣхать на родину и жены не взять съ собою. Куликова, сверхъ того, обвиняла своего супруга въ томъ, что онъ, въ этихъ видахъ, чувствительно сократилъ выдаваемыя ей на домашніе расходы деньги. Въ свободное время она ходила взадъ и впередъ по корридору, плача навзрыдъ и проклиная свою судьбу. Когда же она слышала за стѣною тяжелые
