къ лицу новаго Іезекіиля, петержбурца-поляка Олешкевича. Обстановкою служитъ день наканунѣ катастрофы, иными словами, сама природа, свидѣтельствующая о возможности пророческаго предсказанія (Pan wstrzasnie szczeble assurskiego tronu—Pan wstrząśnie grunty miasta Babilonu) въ ту самую минуту, когда у странниковъ опускаются въ отчаянии и головы, и руки, потому что они думаютъ, созерцая эти громады камней: «человѣку ихъ не одолѣть» (człowiek ich nie zwali).
Оставимъ наводненіе и вернемся къ поименованнымъ нами произведеніямъ обоихъ поэтовъ, которыя наматывались точно нити на одинъ и тотъ же предметъ—на бронзовый колоссъ самодержца-реформатора, причемъ не будемъ терять изъ виду задачи, нельзя ли изъ самихъ произведений извлечь какія-нибудь жизнеописательныя данныя? Если бы мы сдѣлали предположение, весьма правдоподобное, что двустишіе: «вечеромъ на дождѣ стояли оба юноши, взявшись за руки и подъ однимъ плащемъ» воспроизводить дѣйствительное событiе, то мы должны, по необходимости, отнести это событiе къ 1828 году, послѣ того, какъ Мицкевичъ уже извѣстный въ Россіи авторъ «Сонетовъ» и «Конрада Валленрода» (изданнаго въ февралѣ, 1828) — распростился съ Москвою, которая ознаменовала отъѣздъ его обѣдомъ и поднесеніемъ ему на память серебряной чаши отъ восьми[1] русскихъ литераторовъ (конецъ апрѣля, 1828). Бесѣда происходила, по всей вѣроятности, въ одинъ изъ тѣхъ безконечно длящихся на сѣверѣ вечеровъ, когда господствуютъ, по выраженію Пушкина, «прозрачный сумракъ, блескъ безлунный», и когда всякій предметъ виденъ превосходно, даже издали, въ малѣйшихъ своихъ подроб-
- ↑ Оба Кирѣевскіе, Баратынскій, Шевыревъ, Елагинъ, С. Соболевскiй, Н. Полевой и Рожалинъ.
